Это была не серая, траченная депрессией душонка изнасилованного жизнью лузера, — о, нет! — это была хищная, зоркая, всеядная тварь-позади-глаз, в клочки разрывающая реальность, переваривающая свою добычу в мгновение ока и извергающая в организм моря адреналина и кортизола. Организм в ответ пел от боевой ярости, будто клинок берсерка, и бесстрашно нес себя туда, куда указывал мозг — к холодильнику!
«Еда, еда, еда, едаедаеда!» — руки выбросили на пол пакеты с колбасой и сыром, вырвали из прохладных глубин кувшин со сливками… Потом медленно и торжественно вытянули похрустывающий пластиковый колпак с недоеденным тортом…
— Если бы я жила не здесь, ты был бы мне не нужен! — обвиняющее произнесла я прямо в пару глазированных вишен, глядящих на меня с самого большого куска. Вишни продолжали бесстыдно пялиться. — И нечего делать невинный вид!
Завтрак, как всегда, превратился в битву. Противник был уничтожен — пусть не в мгновение ока, но не дольше, чем в три. Три мгновения ока. И вот — тарелка пуста, вместилище торта разграблено, в кофеварке слой гущи — горькой, как привкус во рту… Пиррова победа.
Потому что наступило новое «как всегда». Знакомое всем победителям, завоевателям и покорителям. Бескрайнее «как всегда» рутины. Что там, за упоением битвы? Санитарные обозы, возня в кровавой грязи, переговоры с побежденными — та же возня в грязи… И скука, скука, скука.
Я посидела, отдуваясь, осоловелая, не готовая к новой рукопашной, к новому дню, к новому заплыву в повседневность — и пошла в комнату.
Отшвырнув юбки в сторону — сегодня тяжелый день — натянула брюки и джемпер. Сосредоточилась, аккуратно обхватила пальцами рукоять мизерикордии.[1] Старая, тяжелая, налитая смертью вещь. Черная. Не блестит. Удобная. «Меня нельзя трогать безнаказанно», — подумала я и нежно улыбнулась, взвешивая оружие на ладони. — «Нельзя. Ася — это женщина-ассасин. Ассасина. Убийца».
Сборы были недолгими, профессиональными. Те, кому приходится являться на работу в девять, не может себе позволить раздолбайское, непрофессиональное утро. Опоздаешь — и бой пойдет не по твоим правилам, а по правилам противника. Моим противником в этом мире был мир.
В облицованную гранитом глотку метро вливалась блеклая толпа обреченных. Я прищурилась, прислушалась, пристроилась в хвост. Поезда внизу взревывают сыто, одобрительно. Давка.
Через куртку мне в бок тупо ткнулся ствол обреза. Я глянула, не поворачивая головы: пожилая мегера, топорщась целым арсеналом, с усилием моргнула белыми от злобы глазами. Лучше подвинуться. Такие ищут не победу, а жертву. И любят убивать громко, вульгарно. Но если быстро уйти в мертвую зону — решат, что ты часть ландшафта. Никогда не стоит тратить силы на людоедов. Надо просто не давать им шанса.
