Сердце Ахундова билось тревожно. Он стал образованным человеком. Но сможет ли он один повести народ по пути цивилизации? Что может сделать переводчик восточных языков? Отказаться от службы, пойти в народ? А что он скажет ему? Куда позовет? И пойдет ли народ за ним?
Нет! Прежде чем поднимать народ на борьбу, надо видеть цель, надо иметь силы, надо собрать вокруг себя единомышленников. Кто же из образованных азербайджанцев сможет помочь ему в этом великом деле? Бакиханов? Но он переживал сейчас идейный кризис, собирался уехать в Мекку… Бесполезно обращаться к нему. Может быть, обратиться к Куткашинскому? Тот долго жил в Варшаве, прекрасно говорил по-русски и по-французски, в 1835 году опубликовал восточную новеллу на французском языке… Офицер, дворянин, член Географического общества, интересуется общественными делами… Что же, можно попробовать. Не плохо бы поговорить и с Хасай-ханом Уцмиевым… Высококультурный человек, тоже офицер, пользуется почетом у русских… Больше никому он не может доверить свои тайные мысли.
Ахундов решил организовать масонскую ложу. Он станет встречаться со своими друзьями, обсуждать с ними важные вопросы, решать народные дела. Они будут собирать вокруг себя лучших людей страны, откроют школу, начнут издавать газету, по примеру русских создадут театр, будут учить народ. Мечта воспламеняла воображение Ахундова. Ему уже казалось, что сотни людей, побывавших в Петербурге, Москве, служивших в армии, в канцеляриях, подобно ему стремящихся помочь народу, борются вместе с ним, осуществляют свои прекрасные мечты: народ идет не в мечеть, а в театр, грамотность распространяется по стране, бесправная восточная женщина завоевывает свое право на жизнь, исчезают варварские обычаи, народ с отвращением отворачивается от молл, дервишей, от пройдох, одетых в абу [44]. Ему казалось, что над странами Востока поднимается великое солнце — солнце просвещения…
Это было в сорок шестом году. Уцмиев находился в Тифлисе. Ахундов решил встретиться с ним, рассказать о своем проекте. Уцмиев молча слушал страстную речь своего друга. Ахундов казался ему безумцем — просвещать народ? Все это очень хорошо, но Ахундов — царский чиновник, а он сам — царский офицер… Надо подумать, нельзя сразу решить такой серьезный вопрос…
В сердце Ахундова вкрались сомнения. Он стал читать исторические труды, познакомился с опытом других народов. И всюду видел подтверждение своих взглядов, убеждался, что образованные люди России поступали подобно тому, как собирается поступить он.
