Мне теперь понятно, почему раньше люди обожествляли солнце, огонь. Четыре дня непрерывно шел дождь. Нет — стыдно, грех жаловаться, потому что я счастливец по сравнению с теми, что сейчас лежат у железнодорожной насыпи. Если бы существовала загробная жизнь, рай, то они — какими бы не были грешниками — должны были б быть в раю. Солнце село, пальцы озябли (вчера шел снег). Сыро в воздухе, на земле и весь лес покрыт синевой. Оглушительно бьет артиллерия — кажется у самого уха — с воем проносятся над деревьями снаряды. Кашляют и плюются минометы. В небе опять кружат поджарые «мессеры». Во вчерашних газетах есть заметки о нашей части. Мне бы хотелось переслать их вам со своими комментариями. От вас несколько дней нет писем. Хочется знать как вы там живете. Попасть бы к вам неожиданно домой. Замерз я. Сильно пахнет порохом. Лес синий. Оглушило сейчас — как-то особенно сильно стрельнуло. Как будто кто сыплет из мешка горох — это автоматы трещат. Крепко целую. Попробую согреться. Брр. Ведь впереди ночь. Пишите. В.
22 сентября.
Дорогие мои! Я стараюсь выполнять свое обещание писать по-возможности чаще. Что касается содержания, то не задумываюсь, что бог на душу положил, что позволяет время, обстановка — то и пишу. А вот от вас писем давно нет, и я не знаю, чем объяснить это молчание. Не обижаетесь ли вы на меня почему-либо? Как идут заготовки, каковы перспективы? Сегодня к нашей радости второй день без дождя. Утром всё было посеребрено инеем, лужи замерзли. Ночью был большой мороз, и все же это была первая ночь, когда я не дрожал. Поставили печку, я достал плащ-палатку. Блаженство. Даже что-то снилось. Скоро опять лягу спать, но уж без печки, её взяли от нас. Тепло сейчас на улице, небо заволокло тучами. Но это не мешает нашим ночным ТБ. Дрожит землянка, сыпется с потолка земля, лампа прыгает по столу. Взрывная волна доходит даже до нас. Только, только фриц перестал бить по лесу, где стоят наши орудия. Это как раз за нашим блиндажом и случись недолет, то вряд ли что осталось бы от нас — снаряды крупного калибра. Завтра обещают дать новую землянку и возможно приедут остальные из отделения. Здесь нас только двое — я и помощник начальника. Ближе к производству. Целую. В.
24.9.42
Дорогие мои! Вчера получил ваше письмецо. Хотелось бы большего, подробней о вашей жизни. Но спасибо и за это. Мне тоже сейчас придется ограничиться короткой писулькой. Только что кончился адский концерт, от которого полуоглох. Мы примерно в 2х километрах от немецких укреплений, сзади, полукольцом наши артиллерийские и минометные части, некоторые батареи в 200–300 шагах. Все колотят. Кажется, земля и небо рушатся. Особенно ужасны скорострельные минометы. Когда они стреляют похоже на то, что какая-то адская сила в гигантском решете просеивает каменные глыбы. В воздух летит огненный дождь и уже там, у колбасников грохот разрывов. Только успел вылететь из землянки. Пилотка слетела и, кажется, волосы стали дыбом, мороз по коже. Листья посыпались с берез — срезая верхушки деревьев, пронеслись наши штурмовики и истребители. Опять ад. Шум моторов заглушает даже выстрелы пушек и пулеметов. Идут и везут раненых. Я не могу смотреть на них равнодушно — это и герои и мученики. Летят колбасники. Будет сейчас воздушный бой. И неужели сегодня? Ну, крепко целую вас всех. Пишите. Живой, здоровый. В.
