Прежде чем она успела перевести дух, Реми уже навис над ней. Он грубо схватил ее за плечи и притянул к себе. Его дыхание обожгло ее. Его лицо было перекошено от гнева. Внезапно ей вспомнились слова Касс, когда та держала меч Реми.
«Этот клинок рассказывает мне… совсем о другой, потаенной части души твоего нежного рыцаря. Его прозвали Бичом, Габриэль. Сомневаюсь, что мужчина способен заслужить подобное прозвище своей добротой и кротким нравом».
— Что с тобой произошло, Габриэль? — проскрежетал Реми. В его карих глазах застыла мука и ярость. — Как тебе удалось настолько сильно измениться?
Хотя сердце ее давно ушло в пятки, Габриэль решительно распрямилась и бросила вызов его ярости и гневу:
— Я вовсе не менялась. Меня всегда отличало честолюбие.
— Нет, не правда! — прорычал Реми. — Ты никогда не была ни холодной, ни расчетливой, не горела желанием идти напролом ни ради денег, ни ради власти. Да, ты была бойкой и страстной, но благородной и невинной.
— Да нет же, Николя Реми. Еще до встречи с вами у меня уже был первый любовник, — бросила Габриэль ожесточенные слова в лицо капитану.
Реми грязно выругался. Его руки сжимали ее с ужасной силой, она задыхалась. Ей казалось, он будет сжимать их до тех пор, пока она не испустит дух. Но он резко разжал руки и почти отшвырнул ее от себя. Пока Габриэль восстанавливала равновесие, Реми успел отойти в дальний угол комнаты.
Ужасная тишина повисла в комнате, нарушаемая только прерывистым дыханием Габриэль, старавшейся прийти в себя. Ее била дрожь. Она потирала заболевшие плечи, не спуская глаз с того, что осталось от лосьонов, притираний и духов, некогда тщательно приготовленных для нее Касс.
— Вот видите, — глухим голосом подвела итог Габриэль. — Вы никогда по-настоящему и не знали меня.
— Как вижу, не знал.
Казалось, Реми окончательно сокрушило ее признание в существовании Дантона. Его ярость утихла так же стремительно, как и возникла. Он устало провел рукой по лицу, и Габриэль подумала, что она читает по его главам, как умирают его грезы о ней, одна за другой.
— Боже мой! — Реми упер руки в бока, поднял глаза к потолку и горько расхохотался. Потом резко оборвал смех и пробормотал: — Какой же я болван! Самый большой болван на свете.
«Нет, — печально подумала Габриэль. — Просто благородный человек, полагавший, что и весь мир так же благороден».
Она обошла осколки битого стекла и липкие пятна лосьонов на ковре и осторожно приблизилась к Реми.
