Ветра не было. Легкий морозец пощипывал нос и щеки.
Полина ждала меня у подземного перехода. На ней было короткое серое пальто, джинсы, заправленные в высокие ботинки на шнуровке. Волосы убраны под забавный берет. На одном плече – рюкзак, на другом – чехол со штативом для фотоаппарата. Она курила, смотрела на огонек сигареты и не сразу меня заметила.
– Привет.
– О, привет.
– А куда мы, собственно, направляемся? И давай помогу! – предложил я, показывая на штатив. – Не бойся, не уроню.
Полина улыбнулась и передала штатив.
– Не помню, как деревенька называется. Там электричка буквально на минуту останавливается. Я там однажды тоже случайно была.
– Глухомань?
– Еще какая! – снова улыбнулась Полина. – Но ведь нам в ней не жить, правда?! Зато в этой деревеньке есть обалденное поле и заброшенный дом с круглым окном. От него энергия такая прет… в общем, сам все увидишь и поймешь!
Я невольно подумал, что мы никогда прежде не разговаривали с Полиной подолгу наедине. Всегда где-то поблизости находился Курт. И теперь вот разговаривали, и это получалось как-то совсем легко. И будем разговаривать дальше…
Но в электричке Полина вынула из рюкзака плейер.
– Терпеть не могу говорить в электричках, – пояснила она и поделилась со мной левым наушником. – Ты что, свой забыл?
Я кивнул, хотя не забыл, взял наушник, и мы стали слушать старые песни Бориса Гребенщикова, обработанные Аквариумом по-современному. Песня «Электрический пес» здорово зацепила, БГ пел: долгая память, хуже чем сифилис, особенно в узком кругу…
Пассажиров засыпали. Пошли контролеры. Пассажиры проснулись. Забежал пес…
«…Из страха сделать свой собственный шаг», – продолжал петь БГ.
Я сидел от Полины очень близко, чувствовал аромат ее духов. Хотелось накрыть ее ладонь своей ладонью, но я не мог этого сделать.
Правое ухо слушало стук колес и ворчание голодного электрического пса.
Через полчаса оказались в глухомани. По дороге к дому с круглым окном встретилась телега, управляемая пьяным мужиком в ушанке. Он пытался чмокать губами и валился на бок. У коня были длинная челка и глаза мудреца, он всхрапывал и без понуканий двигался туда, куда мужику нужно. Много деревянных домов встретилось: красивых и некрасивых. Украшенные резными наличниками и по самые окна вросшие в землю.
Баба, гремящая пустым бидоном. Мальчик, стреляющий по воронам из воздушки.
Склонившиеся деревья. Ржавый кузов «Победы» посреди чьего-то огорода.
Мы шли и молчали.
