– Питерский?..
Эдуард Семенович впервые предложил мне выпить с ним коньяку.
– Лимон есть?
– И сахар, и кофе. Будете?
– А, – махнул я рукой, – давайте. Уговорили.
Мистер Штык встал и прошел к шкафчику. Ласкер потрусил следом. Мистер Штык спросил, не оборачиваясь, позвякивая чем-то в шкафчике:
– Как продвигается работа над сценарием?
– Сам пишется, – соврал я.
Оставался последний день, а я не сочинил ни строчки. Но я не умирал от голода. Наконец-то подвернулась разовая физическая работа: выносить строительные отходы с утра до вечера. Мозг при такой деятельности отключается. Трудишься на рефлексах.
Эдуард Семенович извлек пузатую бутылочку, банку кофе и пыльные бокалы.
Я вызвался порезать лимон.
– Алкоголь в разумных количествах полезен, – пробормотал старик.
Коньяк был что надо. Я выпил, и внутри стало тепло. Мистер Штык, грея бокал в ладонях, подсел к компьютеру и добавил в проигрыватель джаза. Это была не мезозойская эра. Музыка смешивалась с коньяком, и ко мне ненадолго вернулось изрядно подзабытое чувство домашнего уюта. Ласкер что-то поскуливал в унисон.
Вечер почти уже превратился в ночь. Чернильное небо. Горящие фонари. Одинокие прохожие и последние троллейбусы. Разменявший четвертое столетие город.
Я погружался в его историю. В его болото.
А старик убрал шахматные фигуры и вытащил костюм на плечиках. Он был серого цвета и явно пошит на заказ. Старомодный и пахнущий нафталином, но по-прежнему – стильный. Как и положено добротным вещам.
– Куда-то собираетесь? В такой час? Свидание?
– Можно и так сказать. Я собираюсь спать.
– А зачем костюм?
– Я точно знаю, что умру во сне, – ответил Мистер Штык. – И я хочу, чтобы меня похоронили в этом костюме. А то выберут бог весть что…
Я не спросил, откуда он знает. Я спросил:
– А что за дама на плакате? Она актриса?
– Она – моя жена. Спокойной ночи, молодой человек.
Я залпом допил коньяк. Поставил бокал на стол.
– Спокойной ночи, – я понял, что он не желает говорить на эту тему.
И пошел к себе в комнату. Спать не хотелось совершенно. Руки подрагивали от сегодняшней физической работы и выпитого.
Я загрузил ноутбук и открыл текстовый редактор.
– Не придумывай.
Пальцы забегали по клавиатуре. Булгаков говорил о своих лучших фельетонах, что они казались ему, когда писал, не смешнее зубной боли.
За стеной хихикала Алиса.
Почему люди так реагируют?
Я потом отыскал в энциклопедии слово «спонтанность». Там утверждалось, что спонтанность – это самопроизвольная реакция, вызванная не внешними факторами, а внутренними причинами. Так вот, чем дольше живу, тем меньше в этих внутренних причинах разбираюсь. И еще я раньше думал, что опыт приходит к тебе постепенно, то есть после определенного количества лет, прожитых в определенных условиях, – начисляются очки опыта. Типа как повышение по службе. А теперь я понимаю, что нет. Опыт приходит сразу, только что его не было, и вдруг раз – есть! За секунду. Он просачивается в тебя на вдохе. И дыхание перехватывает. И тысячи нейронов визжат от боли в голове, погибая, и ты становишься еще на шаг ближе к разочарованию. Разочарование – это синоним старости. Черт, не о том я. Надо было здесь по-другому начать: в тот день…
