— Оставьте меня в покое!
Один из них, смелее остальных, тот самый, который заговорил с ней первым, отважился пересечь границу; его мысли явственно отражались во взгляде.
— Мне не нравится, как ты разговариваешь с нами, подруга. Может, тебя стоит слегка проучить, чтобы ты не забывала, где твое место.
— Оставь ее в покое, Джон, — раздался позади чей-то голос.
Резко обернувшись, она увидела, как он широкими шагами приближается к ним, слегка запыхавшись оттого, что ему пришлось бежать, чтобы догнать остальных, — высокий и красивый, с длинными волосами, обрамляющими чеканное лицо. Она слышала, как его часто сравнивали с Адонисом, хотя не знала, кто это. Сердце ее радостно забилось от испытанного облегчения, комок подкатил к горлу.
— Успокойся, Аддис. Это всего лишь крепостная девчонка, а не знатная дама, оказавшаяся в беде.
— Она еще совсем ребенок. Не трогай ее. Как думаешь, что сделает с тобой Бернард, если узнает, что ты приставал к дочке Эдит?
При упоминании имени своего повелителя все, кроме Джона, отступили на шаг назад, словно боясь, что наказание последует незамедлительно. Они отошли ровно настолько, чтобы круг разомкнулся; на их лицах неожиданно проступили неуверенность и нетерпеливое желание убраться от греха подальше. Почувствовав себя гораздо смелее, она нахально уставилась на Джона, ощущая за спиной поддержку Аддиса де Валенс.
— Моя мать не шлюха, — прошипела она.
Джон выдавил из себя презрительный смешок и, резко повернувшись, зашагал прочь. Другие последовали за ним; она взглядом прожигала их удаляющиеся спины. Аддис направился было вслед за остальными, но задержался и взглянул ей в лицо. Она подумала, что он в первый раз, точно, — в самый первый раз так внимательно разглядывает ее.
— Возвращайся домой к отцу, девушка. Уже почти стемнело, и тебе не стоит бродить по окрестностям в одиночестве.
Она пробудилась от мечтательных воспоминаний, нахлынувших на нее перед рассветом, и ее охватило раздражение из-за всплывших вдруг ощущений детства — благоговения и страстной влюбленности. Другие воспоминания — о том, как в последующие недели она пыталась уловить признаки того, что он запомнил ее, или о том, как много раз она мечтательно представляла себе сцены чудесного спасения, в которых сама представала в виде попавшей в беду прекрасной дамы, — зашевелились в глубине сознания, но она усилием воли отогнала их в густую тень времен. Мойра заворочалась в постели, окончательно потеряв сон. Расплывчатые образы прошлого все же не давали ей покоя. Господи, до чего же глупой можно быть в двенадцатилетнем возрасте!
