– И зачем?
– Я уже хотела повесить трубку, но потом подумала, что ты должен быть дома, у тебя же работа так поздно начинается.
– Вот именно, мама, вот именно, – сказал господин Леман, он твердо решил сопротивляться маминым попыткам уклониться от ответа на вопрос. – Но ты не ответила на мой вопрос, мама!
– Какой вопрос? – прозвучало раздраженно.
– Зачем, мама? Я спросил: зачем? Зачем ты встала в семь часов?
– Что за глупости, я всегда встаю в семь.
– Да, а зачем? – настаивал господин Леман.
– Что значит – зачем?
– Мама! – Господин Леман захватил инициативу. Она слушает меня, думал он с удовлетворением, она защищается, а не атакует, теперь важно не сбавлять оборотов, надо усилить давление, сжать кольцо, довести дело до нужного результата, раз и навсегда покончить с этим, установить четкие взаимоотношения и так далее… К сожалению, он слегка потерял нить разговора. – Что, что я имею в виду? – спросил он, досадуя на самого себя. – Зачем… все же понятно… а что, разве нельзя спросить «зачем?», это обычный вопрос…
– Сынок, что за чушь ты городишь! – раздался строгий ответ. – И говори отчетливее, ничего не разобрать, что ты говоришь.
– Да ничего подобного! – вскипел господин Леман, настроение у которого было хуже некуда, теперь он с особой ясностью осознал всю гнусность ситуации.
Это унизительно, думал он, мне почти тридцать лет, я спал всего три с половиной часа, к тому же после общения с собакой-убийцей и двумя полицейскими-придурками, у меня болит голова и пересохло во рту, и меня оскорбляет моя же семья, собственная мать, думал господин Леман, именно мать, хотя считается, что как раз мать – тот единственный человек на свете, который, или правильно будет – которая, промелькнуло у него в голове, который или которая, не важно, подумал он, который или которая поймет и простит все, что бы ни сделал ее ребенок. У него в памяти всплыли известные случаи, когда матери серийных убийц утверждали, что они, несмотря ни на что, любят своих детей, и брали всю вину на себя, вставали каждое утро ни свет ни заря и шли к тюрьме, чтобы отнести своим испорченным отпрыскам домашнюю еду и/или героин, и тут он вспомнил, что он хотел сказать.
– А теперь послушай меня, мама, – возобновил он свою контратаку, – вопрос заключается в следующем: зачем…
– Да что ты там бормочешь, у тебя что-то есть во рту?
– ЯЗЫК! – саркастично выкрикнул в ответ господин Леман, хочешь отчетливой речи, мама, подумал он со злостью, так получай. – ТАК ЛУЧШЕ?
