В ужасе все присутствующие ждали ответа повелителя. Многие уже придумывали, какой казни предложить подвергнуть дерзкую тварь. Халиф, меж тем, продолжал перебирать четки и смотреть на своего собеседника задумчиво и без тени гнева. Потом кивнул и сказал:
— Действуй.
* * *
Из рассказов о деяниях правителей и хроник:
"Рассказывают, что Тарик аль-Мансур и халиф Аммар ибн Амир долго не ладили. Однажды, сидя в собрании мужей, Тарик показывал, как надо укрепить южную границу, построив вдоль нее линию укреплений и поселений-рибатов:
— Замки должны отстоять друг от друга так, чтобы огонь, зажженный в одном из них, был виден в другом, и так по цепочке они могли бы передать известие о набеге врага. И от границы до самой Мадинат-аль-Заура мы должны устроить стоянки барида для гонцов и осведомителей, чтобы люди халифа могли брать там свежих верблюдов и лошадей и известия поступали бы в столицу в кратчайшие сроки.
В ответ на что халиф Аммар ибн Амир сказал:
— Не один десяток лет пройдет, прежде чем мы сможем сделать, как ты говоришь.
А Тарик ответил:
— Мне все равно, сколько времени вы, смертные, потратите на исполнение этого замысла. Двадцать, тридцать, сорок лет — для меня лишь мгновение между сменой весны и лета.
Тогда халиф сказал:
— Я бы тоже хотел увидеть свою землю устроенной и под надежной защитой. Но я смертен и даже двадцать лет для меня — большой срок.
Тарик ничего не ответил, а затем поклонился и принес свои извинения. С тех пор с людьми он говорил о времени как человек, не заглядывая далеко в будущее и безо всякого высокомерия."
Ибн Кутыйа, "Книга усмирения пороков".
* * *
О том, что Мерв — вернее, то, что осталось от Мерва, — близко, стало понятно по виду дороги: в разбитых колеях ворочались арбы и тележки поменьше, ревели волы и ослы, квохтали в клетках куры и ревели дети. Люди уходили из Хорасана на север, волоча за собой семьи, подгоняя скотину — и в страхе оглядывась назад, не идут ли джунгары.
Впрочем, облако пыли над армией Аммара приводило их в неменьший ужас: феллахи с криками убегали с дороги в холмы и дичающие поля с несобранной пшеницей. Один вид белых султанов на шлемах всадников и блеск копий разгоняли толпу беженцев, как ястреб цыплячий выводок — в пыли когда-то оживленного древнего торгового пути оставались увечные и старики, потерявшиеся дети, брошенная поклажа и непроходимо глупые стада овец, которых следовало пережидать, как нудный дождь в сезон муссонов: кучерявый серый блеющий живой ковер перетекал с одной обочины на другую, и наконец втягивался в рыже-серые впадины каменистых холмов.
