Неприятности начались зимой, после того как Любочка, подхватив воспаление легких, месяц не появлялась в школе. Сергей поначалу взялся навещать ее, но встретил у родителей такой прием, что не решился больше обременять их своими визитами. Старики, как величала их Люба, были в курсе ее ночных купаний и походов в мужское общежитие. В поселке, несмотря ни на что, чтили свой, особый,
«моральный кодекс».
Черт дернул Лобанова затеять это прямо в пионерской комнате!.. Любочка появилась на работе похудевшая, с осунувшимся лицом, но ему она показалась красивой, как никогда. Сергей кое-как отвел положенные часы, кусая губы, дождался, когда вожатая разгонит своих красногалстучных оглоедов, и ввалился к ней, как пьяный варяг. Он всунул в дверную ручку ножку стула, сгреб Любочку в охапку и понял, что оторваться уже не сможет. Со стены, с портретов, на Сергея предостерегающе уставились великие умы человечества. Но Лобанов не внял вещим взглядам.
Признаться, в тот момент он плохо соображал, что делает.
Любочка была одета по-зимнему, к тому же она слабо вскрикивала и отбивалась. Но когда Сергей, осыпая на пол пуговицы с ее кофты, освободил два налитых шара, увенчанных вспухшими сосками, всякие преграды потеряли свое значение.
Они уронили на пол несколько вымпелов и кубков, напугали морских свинок и чуть не отломали ножку от Любочкиного стола. Но ничто не помешало их грешному уединению. Единый в трех лицах Ильич, потрясенный кощунством, не выпрыгнул из портретных рам, и все бы обошлось благополучно, если бы ученик шестого класса Федя Косенок, двоечник, забияка и любитель тискать пополневших одноклассниц, случайно не подсмотрел в окно, чем занимаются его наставники в перерывах между воссеванием разумного, доброго, вечного. Федя не столько удивился, сколько восхитился увиденным, немедленно помчался поделиться новостью с корешами и в итоге раззвонил о своем наблюдении по всему поселку. Помощников в этом увлекательном деле у него отыскалось с лихвой. Сенсации Федя не произвел, но создал совершенно нештатную ситуацию. Главное заключалось даже не в самом факте, который из общего течения поселковой жизни не слишком-то выбивался, а в том, что источником скабрезной сплетни стал ученик, притом далеко не из лучших и не из тех, кого легко заставить прикусить язык.
Два дня старшая половина педколлектива хмурилась, а младшая ухмылялась. Любочка немедленно опять скрылась на больничном. Ходили слухи, что ее отец, уязвленный молвой, рассвирепел, подвыпил и не на шутку пустил в ход кулаки. А на третий день Лобанова вызвала к себе Евгения Петровна.
