Все это будет, но не сейчас. Я это знаю. А сейчас надо встать и пойти чистить картошку, чтобы наварить борща. Потом, чтобы отвлечь мысли от постоянного пережевывания дат, имен и событий, надо найти много мелких, примитивных и необременительных занятий, как то: нажраться борща с отвращеньем и жадностью, устыдиться, поблевать, посмотреть телевизор, погулять по магазинам, убрать за котом дерьмо, поматериться, стрельнуть у соседки сигаретку, затянуться, закашляться по-пионерски, посмотреть телевизор, дать коту поесть, постирать и развесить праздничную гирлянду разноцветных лифчиков, почитать газету, освоить технику мастурбации, починить пылесос, нацеловаться с котом, нажарить картошки, нажраться, поблевать, поесть свежего снега с подоконника, понять, что это не снег, а тополиный пух, разочароваться, заплакать, разбить телевизор, включить радио и наконец услышать: «С добрым утром, любимая!»
— С добрым утром, любимая! — заорал мой автоответчик. — Возьми трубку, если ты дома! Я знаю, ты дома, я чувствую!
Я вздрогнула и оглянулась по сторонам. Вчера мы с Юлькой так напились, что я не успела отключить автоответчик. Интересно, который час?
— Интересно, который час? — произнесла я в слух и взяла телефонную трубку. — Сколько времени, ты мне можешь сказать?
— Пять часов, шестнадцать минут, — четко, как диктор радио, ответил Никита. — Лишь только свет, и я у ваших ног.
— И что мне прикажешь делать? От радости плясать?
— Ты что такая хмурая? Я тебя разбудил?
— Нет, не разбудил, — ответила я, — пять часов утра мое любимое время суток, особенно для просыпания. И особенно тогда, когда я накануне уснула в четыре.
— Маш, а давай уже я зайду? — виновато попросил Никита.
— А ты где? — спросила я.
— Здесь, под окном.
— Ко мне нельзя, я не одна, — твердо и решительно заявила я.
Повисло долгое и продолжительное молчание.
— Слушай, может, ты выйдешь? — прервал его Никита.
— Зачем?
— Надо.
— Кому?
— Мне и тебе.
— Никита, мне уже ничего не надо, — тихо и устало сказала я, — у меня все есть.
— Тогда я поднимусь. — И Никита повесил трубку.
Я, почувствовав в его голосе скрытую угрозу, быстро накинула халат, выскочила на лестничную площадку и тут же столкнулась с Никитой, выходившим из лифта.
Мы стояли друг перед другом одинаково растерянные и напряженные. Я смотрела на его лицо, медленно и постепенно привыкая к новым, неизвестным мне приметам, которые не то чтобы изменили его, а как-то неожиданно утомили и состарили. Прошло всего несколько дней, как мы не виделись, а мне казалось, что мы провели в разлуке друг с другом вечность, съев при этом по отдельности, совершенно автономно и самостоятельно по пуду серой крупнозернистой соли.
