— Вот и хорошо. Вот и не волнуйся.
— А я и не волнуюсь, — сказала Юлька и так грохнула чашкой по столу, что почти все содержимое выплеснулось наружу. — Чего мне волноваться? Я спокойная как тапок.
Я взяла бумажное полотенце и вытерла со стола так и не попробованный эспрессо. Спокойный тапок Юлька молчала.
Я решила разрядить обстановку:
— А я вчера на даче была. У одного хорошего художника.
— И что? — вяло поинтересовалась Юлька.
— Классный мужик, — ответила я, — хочешь, познакомлю?
— Нищий, небось?
— Не знаю. Но очень может быть.
— И что он мне может дать?
— Ну вот, ты опять, — разозлилась теперь я, — любви хочешь — и спрашиваешь, что он тебе может дать.
— И в чем несоответствие? Парадокс в чем? Разве мой любимый не должен провести меня по краю Вселенной со всеми вытекающими из нее бриллиантами?
— Да не должен он тебе ничего, и ты ему ничего не должна.
— А в чем же фишка?
— А в этом и фишка: никто никому ничего не должен. А отдает. И отдает все, что может и не может. И получает при этом такое наслаждение, что любой, даже самый космический оргазм отдыхает.
— Что-то я не врубаюсь, как это?
— Очень просто. Смотришь на человека и думаешь, что бы для него еще такого хорошего сделать, чтобы ему стало еще лучше.
— А что он мне за это даст?
— Да, может, и ничего! — заорала я. — Как ты не понимаешь!
— Нет, — твердо сказала Юлька. — На это мы не пойдем. Или ты мне — я тебе, или вообще никак.
— Тогда заткнись.
— А я что? Я ничего. Только счастье-то в чем, ты мне можешь объяснить?
— А разве я говорила о счастье? По-моему, я говорила о любви.
— Разве это не одно и то же?
— Да какое там счастье, — отмахнулась я. — Вот сижу здесь с тобой, а внутри все болит: где он, как он, с кем?
— Это ты про Никиту? Он что, уже тебе изменяет?
— Да при чем тут это? Просто когда он со мной, счастливей меня никого на свете нет, а когда его нет рядом, я самая несчастная. И мое несчастье задавливает во мне счастье. Остается одна тревога, одна тоска… Звонить, бежать, лететь… Куда? Я скучаю по нему, понимаешь? Постоянно, всюду, всегда. Я просыпаюсь ночью, чтобы потрогать его, чтобы удостовериться, что он живой, что он мой, что он рядом. Когда он у меня бывает, я хожу за ним как привязанная. Чтобы ни на минуту без него не оставаться. Вот он курит, и мне хочется. Он в душ, и я туда же. И все смотрю на него, смотрю… И глаз отвести не могу. А внутри что-то такое тоненькое натянуто. Звенит, дергается, и кажется: вот-вот порвется…
