Александр Сергеевич Пушкин не мог пройти мимо такого факта из жизни предка и рассказал о нем в стихотворении «Моя родословная», допустив, однако, небольшую фактическую ошибку — он спутал плаху с виселицей:
Упрямства дух нам всем подгадил:
В родню свою неукротим,
С Петром мой пращур не поладил
И был за то повешен им.
Его пример будь нам наукой:
Не любит споров властелин…
А Петр усилил караул у ворот Новодевичьего монастыря, комендантом в Москве посадил верного Патрика Гордона и смело отбыл в Голландию — учиться строить корабли.
Московским же стрельцам пришла тяжелая пора. Они потеряли привилегии царских охранителей и были посланы в отдаленные города и крепости на тяжкую службу при скудном содержании. Подняли они однажды бунт и решили идти на Москву: «Надобно перебить всех немцев, бояр, самого царя не пускать в Москву и даже убить за то, что «сложился с немцами». Навстречу им вышел боярин Шеин с двумя генералами — Гордоном и князем Кольцо-Мосальским, — с большим войском при 25 пушках. Решительные переговоры с восставшими стрельцами повел Гордон, сказавший: «Если вы теперь не примете милости его царского величества и мы принуждены будем силою привести вас к повиновению, тогда уже не будет вам пощады». Стрельцы в ответ обнародовали челобитную, в которой, помимо жалоб на тяжелую и голодную стрелецкую жизнь, говорилось, что в Москве «великое страхование, город затворяют рано вечером и поздно утром отворяют, всему народу чинится наглость; и еще они слышали, что идут к Москве немцы и то знатно последуя брадобритию и табаку во всесовершенное благочестия исповержение».
В войске Шеина и в стане стрельцов отслужили молебны и приготовились к бою. Против стрельцов боярин послал Гордона с пушками. После нескольких залпов стрельцы бросились врассыпную. Осталось их ловить и вязать.
Петра известие о новом стрелецком бунте застало в Вене. Царь поскакал на родину. Он прибыл в Москву 25 августа, сообщает Костомаров, а на другой день, 26-го, в Преображенском селе царь немедленно начал делать то, чего так опасались стрельцы, — обрезать бороды боярам и одевать их в европейское платье.
Много новшеств, которые принесли в русскую жизнь Немецкая слобода и заграничные путешествия царя, Петр не только охотно принял, но и сам активно распространял. Кроме, пожалуй, одного. Он категорически не принял практику решения споров по вопросам чести с помощью специально организуемых вооруженных поединков по правилам, устанавливаемым не государством и монархом, а самими зачинщиками ссор. Здесь не мог не сказаться противоречивый характер русского самодержца, напоминающий в чем-то характер его отца, разъезжавшего в немецкой карете и посещавшего «комедийные действа», но не велящего русским людям одеваться по европейской моде.
