Нас представляют нас друг другу. У парня бегают глазки. Что-то тут нечисто.
– Привет, Костас, как дела в кинобизнесе?
Сеф внезапно решает пробежаться по магазинам.
– Мальчики, я отлучусь ненадолго, а вы тут пока познакомьтесь, – щебечет она, счастливая, как муха в куче дерьма.
Ну и, ясное дело, все мигом выплывает наружу.
– Девка просто спятила, – морщится Костас. – Хочет, чтобы мы поженились. Вот еще! Ее папаша меня прищучил – я у них на островке кокс туристам толкал, – и пригрозил, что засадит, если я не соглашусь. Мол, у него дружки в полиции по всей Греции, и, чуть что, жизнь моя кончена. Вообще-то Лондон – неплохо для карьеры, да и девчонка ничего, только одной красотой сыт не будешь, пойми меня правильно.
Тяжело вздыхая, Костас разом осушает свой ром с колой. Лицо напряженное, на лбу капли пота. С громким стуком ставит бокал на стол и показывает официантке два пальца. Потом продолжает:
– Как говорят в Греции, хорошее стадо, да овец мало.
Я понимающе киваю. Парню не позавидуешь, попал как кур в ощип.
Он снова вздыхает.
– Папаша стал расспрашивать о семье, есть л и у меня братья. Я говорю, у меня шестеро, и ни одной сестры – он от радости так оскалился, думал, сожрать хочет. А потом…
Костас передергивает плечами, словно на морозе, и выхватывает у официантки новый бокал. – Что?
– Потом щупает меня… ну, ты понимаешь… как женщину.
– А ты?
– Оттолкнул, конечно! А он и говорит: «Это хорошо, ты настоящий мужчина». Они просто психи, вся семейка. Поскорее бы от них отделаться! Съемки сегодня закончились, но я ей пока не сказал. Завтра уеду в Лондон к дяде, подальше от этой идиотки и ее папаши-фашиста. Гомик старый. Ты знаешь, он даже кольцо мне дал, сам выбрал, чтобы я ей подарил. Бриллианты с сапфиром. «Как глаза моей дочурки», – говорит. Вот пускай сам ее и трахает!
Выслушав тираду, я задумчиво барабаню пальцами по столу.
– Да, неважные у тебя дела, надо сваливать, пока не поздно. Как говорят янки, делать ноги.
Грек наклоняется ко мне, изо рта несет табачным перегаром, водкой и чесноком.
– Я и собираюсь. Только как же девчонка? Говорю тебе, она психованная!
Я глубокомысленно киваю.
– Положись на меня, приятель. Здесь требуются британское хладнокровие и трезвый расчет. Вспомни Джона Миллза и Кеннета Мора, – подмигиваю я, выстукивая по столу марш Разрушителей плотин.
Короче, наша подружка возвращается, и старина Костас врет, что его срочно вызвали по телефону на съемочную площадку. Сеф разочарованно надувает губки, но он успокаивает ее поцелуем, а уходя, незаметно передает мне записку, которую я должен подсунуть ей позже. Подсуну, и заодно кое-что еще, но это уже мои личные планы.
