— А у меня пересадка в Копенгагене. В Бергене у вас есть кто-нибудь?
— Ни души.
— Странный!.. Ну вот, если захотите — русское консульство… — Быстро пишет в книжечке, вырывает страницу, отдает Ледневу. — Консул — друг отца. Мне он не очень по душе. Ну, да бог с ним!..
Леднев обескуражен вниманием, предупредительностью, но слова признательности сейчас нелепы.
— Доведется ли встретиться… — она не столько спрашивает, сколько выражает надежду на какую-то далекую возможность. — Знаете что… вот вам еще адреса. — Снова пишет. — Это уже дома… Ну!.. Ни пуха ни пера…
Короткие, низкие гудки.
«Джорджия» входит в порт.
Чистые утренние улицы Бергена. Леднев идет так, словно он ходит по ним ежедневно. Только взгляд исподлобья фиксирует названия улиц, номера домов. Остановился. На медной доске «Русское консульство» — двуглавый орел. Корона над орлом подскоблена. У подъезда снуют люди, много военных. Группа англичан:
— Уходим?..
— Да, завтра.
— Жаль. Что нас ждет в России?
— Нда-а… Здесь нам было неплохо.
Офицер поправляет фуражку, глядя в медную доску, как в зеркало. Входит в консульство. Леднев смотрит вслед. Идет за ним.
— Все? — Русский консул генерал Гетманов уперся злыми глазами в полковника Докутовича.
— Так точно, Пал Васильич. Однако…
— Ну, что еще?
— Настроение англичан несколько… Ну, вы же знаете, они не любят поспешности.
— Плевал я на их настроение! — взорвался Гетманов. — Два-три хлюпика связались с бабьем…
— Союзники, ваше высокопревосходительство…
— Отправка завтра. После полудня. Извольте обеспечить оркестр и все, как полагается.
— Слушаюсь, ваше высокопревосходительство…
Леднев в приемной около офицера — секретаря консула. Увидев Докутовича, секретарь говорит Ледневу:
— Обратитесь к господину полковнику.
Полковник оглядел выразительную фигуру Леднева.
— Что у вас?
— Я должен уехать в Россию.
Полковник взглянул еще раз.
— Я от генерала Шапорина, — добавил Леднев.
— Пропустите…
— Старик Шапорин… какая жалость! Ранен… — Консул генерал Гетманов расстроен. — Превосходный человек… Что сделали с Россией… Шомполами бы всю эту сволочь!.. — Лицо генерала мрачнеет. — Ну, ничего… Раздавим!.. Вы старика-то сами знали?
— Что я больше всего запомнил… так это… как он катал меня… — Леднев приостановился: попал или не попал?
— Конь знаменитый был… — вдруг подхватил Гетманов. Он подошел к столу, откинул салфетку. На подносе — дымящийся обед. Наливает рюмку.
— …Ахалтекинец… Вся Москва любовалась… — Для Леднева наливает в стакан. — Присаживайся, — переходит на отеческий тон.
