Но почему-то Ольга не беременела. Злые языки распускали слух, что это бог ее наказал за потерянного ребенка.
В тридцатом году все-таки Ольга родила. Девочку. Нарадоваться отец-мать не могли, с рук не спускали малышку, тетешкали без конца.
Лишь в отсутствие Егора Ольга грустнела. Вскоре после родов все чаще и сильнее стала она ощущать боль внизу живота и в пояснице. Признаться Егору боялась — допытываться начнет: отчего да почему? А она и сама толком причину не знала. Скорее всего, бабка-знахарка сказывала, от простуды. Где-то не убереглась.
Раз, после вечерней дойки, ей стало невмоготу терпеть боль при Егоре, и она, рухнув на кровать, расплакалась:
— Неужели и вправду это меня бог за Егорку карает?..
Егор сидел рядом, гладил смоляные волосы жены, успокаивал:
— Чепуха это — бог. Не горюй, подлечимся. Я вот завтра в район за фельдшером съезжу.
Назавтра легче стало — Ольга отговорила Егора ехать. К тому же сенокос начинался — работы предстояло много, не до болезни.
Девочка, Люся, раньше годика ходить начала, шустрая была, разговаривала бойко. Только не зря в народе говорят: где радость, там и горе. Будто и впрямь по Ольгиной судьбе бороной прошлись: что ни день — то хуже ей становилось. Ни лекарства, ни отвары, ни припарки, ни молитвы не помогали. И слегла она, напрочь слегла.
Ольга видела, как туго приходилось Егору: и за дочерью ухаживал, и огород пропалывал, и корову доил, и хлеб пек… Все сам. Похудел, бриться забывал. Ольга просила его, чтобы тещу на помощь пригласил, — категорически отказался. «Я, Оленька, сам все смогу. Ай у меня рук нетути?»
И вот однажды, когда Егор подсел к ней на кровать, она предложила:
— А ты женись, Егор.
— Что? — вскипел Егор. — Что ты мелешь?
— А ты выслушай. Я все продумала.
— Ну, валяй, — нарочито грубо сказал он и приготовился слушать.
— И тебе легче будет, и Люсе нашей. Меня, надеюсь, в беде не оставите, кружку воды подадите. Правда, Егор: женись. С моего согласия.
— Ты представляешь, что люди скажут?!
— Умные — поймут, глупые — и раньше на нас всякую чепуху несли… Умоляю: женись. Она, мне кажется, согласится.
Егор вскочил с кровати:
— Кто — она?
— Она. Фрося.
Года полтора назад, когда Ольга в положении была, отпустила она Егора на свадьбу в соседнюю деревню. Одного. К дальнему родственнику какому-то. Там они рядом за столом и оказались — Егор и Фрося. Познакомились. Подвыпив, танцевать пошли. Краковяк, страдание. А в барыне она его, огненного плясуна, чуть не запалила. Он первым и сдался. «Ты как заведенная машина», — сказал он ей и, выходя из круга, взял Фросю за бочок. «У нас в Баранове все такие», — утирая платочком лоб, не без гордости ответствовала Фрося и слегка отстранила Егорову руку.
