— Превеликое спасибо тебе, Аннушка, за доброту твою, но оставаться тут опасно.
И в этот же вечер двинулись в путь, в Курскую область, на родину.
Через неделю они были в Карасевке.
Даша первая увидела отца, когда он подходил к хате. Правда, сначала в заросшем рыжей бородой человеке, одетом в старую фуфайку, из которой торчали клочья ваты, она отца не признала. Но вот он приблизился к окнам, и Даше бросились в глаза родные бороздки морщин на лбу. И она закричала на всю хату.
— Папка идет!
Мать с испуга вздрогнула, не веря дочери.
— Чего орешь?
— Папка идет!
Отец не успел дверь отворить, а Даша уже висела у него на шее.
Была теперь Даша самым счастливым человеком на земле. Снова дома отец! Вон у соседей, у Серегиных, в первый же месяц войны не стало отца. Во многих семьях и знать не знают, где воюют их кормильцы, да и живы ли вообще. А у них, у Алутиных, папка дома. Вот сейчас сидит он на конике, под иконами; Не успел отдохнуть с дороги, а уже взялся плести ей, Даше, лапти. Для повседневной носки. По праздникам Даша обувает бурки с галошами.
— Немцев в деревне много? — спросил сухо Макар.
Даша вмиг подобралась.
— У нас их нет. А в Болотном стоят. И на станции тоже. У нас староста правит.
Прошел день, второй, третий…
Радовалась Даша, наблюдая, как ловко орудует свайкой отец. И неведомо ей было, что в голове у отца, у Макара Алутина, роились в то время далеко не веселые мысли. Вот он сидит в тепле, под своей крышей, плетет дочери лапти, другую небольшую работу делает — ее зимой в деревне не ахти много, — спит на мягкой лежанке, а его бывшие товарищи-бойцы, те, кому не посчастливилось выбраться из плена, где они сейчас томятся? Десять дней пробыл Макар в лагере, насмотрелся на немецкие порядки. За людей не считали фашисты русских пленных. Убивали их ни за что. Собаками травили…
По спине у Макара пробегали мурашки.
Как быть? На второй день после возвращения он обговаривал с Егором всякие планы. Сошлись на одном: надо пробраться к своим, за линию фронта. Но как? Фронт сейчас, слышно, возле самой Москвы, за пятьсот километров. Пока дойдешь — сто раз могут схватить.
Может, податься к партизанам? А где они, партизаны? Лесов поблизости нет — не считать же отдельные рощицы лесом. Вот в Западной Белоруссии леса — это да (там Макар в тридцать девятом году воевал). И день, и два можно брести, нет лесам конца и края.
А что, если подпольщиков поискать? Работают ведь они где-то, вредят врагу. Не может быть, чтобы райкомы не оставляли на местах подпольщиков. «Вон когда мы отступали по Украине, — вспоминал Макар, — то догадывались, что в тылу обязательно оставались надежные, преданные Советской власти люди. Должны и у нас такие быть».
