— Как тебе у нас?
— Хорошо.
— Здесь и троим места хватит.
Золушка смеется:
— Но вас же двое. Зачем же троим?
— Мало ли что? Сейчас двое, а будет трое. Так даже лучше, правда?
— Нет, не правда, — говорит Золушка.
У нас лужайка, а на лужайке дерево. А под деревом мы с бычком. Нас с бычком — раз-два и обчелся, и нам так не хватает кого-нибудь третьего… Нет, конечно, не кого-нибудь…
— Золушка, — говорю я, — ну зачем тебе эта теткина сказка? Не век же в ней вековать.
Я чудак. Я ничего не понимаю. Потому что как же Золушка оставит ларек? Должен же кто-то продавать волшебные палочки?
— Бесплатно?
Конечно. Чтобы было больше чудес.
— Золушка, — говорю я, — разве тебе плохо на нашей лужайке? У нас вот и дерево есть — правда, не очень большое дерево, но когда стемнеет — это все равно, что в лесу. И будем мы под этим деревом жить-поживать да добра наживать — чем плохо?
И опять я ничего не понимаю. Я живу в своей сказке, как в лесу, хотя у меня здесь всего одно дерево.
— Жить-поживать? — говорит Золушка. — Но ведь это же конец сказки. Когда так бывает, значит, уже конец.
В начале начало, а в конце конец. Одного этого достаточно, чтобы испортить любую сказку.
Так было у Золушки.
В той сказке, в которой она раньше жила, у нее было мало радости. Злая мачеха, злые сестры — попробуй им угодить. Сколько ни работай — никакой благодарности. Но потом Золушку полюбил принц, она стала его невестой, и тогда-то случилось самое страшное:
ВСЕ СТАЛИ ЖИТЬ-ПОЖИВАТЬ ДА ДОБРА НАЖИВАТЬ.
Туфельку больше не возили по городу в поисках Золушки, — теперь Золушку возили по городу в поисках туфелек, бальных платьев, жемчугов, бриллиантов и других предметов первой царской необходимости.
Золушка жила во дворце: прежде чем стать принцессой, ей надо было привыкнуть к новым условиям. Ей надо было привыкнуть к мягкой постели и вкусной еде, к лакеям, которые угадывают мысли на расстоянии, и к советникам, которые на расстоянии подсказывают мысли. Было просто удивительно, откуда взялась эта роскошь. Золушка пробиралась на конюшню, где стояли великолепные рысаки, похожие на рысаков доброй волшебницы, и спрашивала у них:
— Лошадки, лошадки, вы из какой мышеловки?
Но лошади в ответ презрительно фыркали, потому что происходить из мышеловки считали для себя унизительным.
Золушка подходила к лакею:
— Добрый человек, вы не могли бы снова стать яще рицей?
И лакей отвечал так, как отвечают все лакеи:
— Как будет угодно вашей милости.
Золушка часто вспоминала теперь о своей тесной каморке. Да, конечно, там было сыро и холодно и приходилось много работать, но зато там мыши превращались в рысаков, а тыква — в карету. Здесь же, во дворце, ничего этого не бывает. Здесь кареты не растут в огороде — их делают знаменитые мастера, и бриллианты здесь — просто бриллианты, а золото — просто золото…
