— Когда закончится глобальное потепление? — голос Аллена стал еще более жестким, даже грубым, будто доброго следователя на допросе сменил злой. — При жизни нашего поколения? При наших детях?
— Не… могу сказать…
— Не знаете или не можете сказать?
— Сказать… не могу.
Ректор кивнул.
— Простите, — сказал он, — что я так… Теперь вы понимаете, что произошло с книгой?
Хьюго знал. Он знал еще тогда, когда бумага только начала темнеть. Это было смутное ощущение, беспокойство, которому он находил объяснения, не сопоставимые с реальностью. Он знал, но не знал, что знает. Чувствовал, но не понимал своих ощущений. Вопрос ректора выбросил из подсознания ответ, как выбрасывает жетон автомат при нажатии на нужную кнопку.
Взявшись за руки, они шли по улице, оставив машину возле дома Алленов. Когда проходили мимо спрятавшегося в ночной темноте мусорного бака, Хьюго остановился.
— Что? — спросила Мария. — Ты что-то вспомнил?
Хьюго достал из рюкзака стопку бумаги и, взвесив на руке, размахнулся.
— Хью! — вскрикнула Мария.
Черные страницы разворачивались и шелестели в полете.
— Хью! — кричала Мария.
Невидимая в темноте бывшая книга шлепнулась обо что-то и осталась в прошлом.
— Хью… — шепот был почти не слышен.
— Теперь мы уже не найдем это место, — сказала Мария, когда они прошли несколько кварталов, всякий раз сворачивая то направо, то налево.
— Не найдем, — согласился Хьюго.
— Где мы? — спросила Мария. — Я плохо знаю город.
Впереди сверкала реклама супермаркета «Дэнни», слева и справа уходила в темную даль улица, название которой светилось на указателе: «Южная Элм-стрит».
— Ты знаешь, где мы?
Хьюго кивнул.
* * *
Когда они пришли домой, небо на востоке было серым. Две темные фигуры на фоне светлевшего окна застыли посреди комнаты, прижавшись друг к другу. Целовались? Может быть. Что-то говорили? Возможно. Молча смотрели в глаза? Скорее всего.
Когда взошло солнце, Мария поймала отражение в глазах Хьюго и, ослепленная, поняла, как мало ей нужно для счастья.
— Мы будем счаст… — начала она, и Хьюго не позволил ей договорить, закрыв рот поцелуем.
— Ты не хочешь сказать или не знаешь? — спросила Мария много времени спустя, когда все мысленные клятвы были даны и повторены многократно.
Хьюго гладил ее безнадежно своевольные волосы. Мария не стала повторять вопрос — ей было слишком хорошо сейчас, чтобы думать о далеком будущем, а в ближнем она была уверена.
— Хью, — спросила Мария, — ты знаешь все, что будет с людьми? С миром? До конца времен?
