12
Отвернувшись и оказавшись нос к носу с непонятно чем, которое переливалось у меня перед глазами перламутровыми подтеками, я раздраженно, засунув руки в карманы, стал рассматривать эту дрянь…
— Что это, Далайя? — обернувшись, проговорил я негромко, надеясь, что Ганс не услышит в своем углу и не встрянет.
Девушка сидела на полу и, откинув голову, наблюдала за мной.
— Другое время… — ответила она коротко.
Надо же… другое время… коротко и ясно… Ничего лишнего… И ничего понятного… Я пожал плечами.
Она усмехнулась.
— Ваш корабль разрезало. Почему? Другое время… — Она, прищурившись своими красивыми в пушистых ресницах глазами, явно издевалась надо мной.
Это становилось забавным. Обо мне все всё знают.
— Что здесь происходит со временем, Далайя? — терпеливо спросил я, опасаясь, что она перестанет отвечать. — Так было всегда? Эти храмы — это временные переходы или что это такое? — меня опять понесло, эти слова не мог говорить я — клон.
Все тот же прищуренный взгляд сверлил меня, словно хотел пробуравить насквозь.
Неожиданно слева, со стороны завихрений времени, если верить девчонке, повеяло холодком. Ветерок был несильный, и я попытался не обратить на него внимания, если бы не Далайя… Ее лицо напряглось. Оторвавшись от стены, она смотрела… Оборачиваясь, я уже понял, что что-то огромное появляется возле меня…
13
Выступ здания из красно-бурого камня почти оттолкнул меня, появившись из плавающей, непрозрачной массы.
В арочной нише в стене здания, повисшей над пропастью, сидело двое. Они не обращали на нас никакого внимания. Их птичьи глаза говорили об их поршеанском происхождении. Грубый красный камень низкого арочного перекрытия накладывал тяжелые тени на их и так не очень светлые лица. Ниша, обрывавшаяся в пропасть, была не огорожена ничем, но беседующих это, казалось, ничуть не беспокоило. Взгляд одного поршеанина был устремлен вдаль, что-то еще не открывшееся моим глазам притягивало его взор, а второй — помоложе, смотрел, напротив, на своего собеседника.
— Отойди… — тихо, но тоном приказа проговорила Далайя. — Может в воронку затянуть…
Я стал отходить вглубь комнаты, когда молодой собеседник вдруг подошел к краю своеобразного балкона и расправил одним движением то, что я сначала принял за плащ, — крылья! Очень большие, сложенные они касались каменного пола, покрытые коричневым толи пухом, толи перьями, они без особых усилий подняли его сухое, мускулистое тело, открыв взгляду висевший вдоль него короткий меч в плетеных словно из толстой веревки ножнах… Все это пронеслось передо мной в одно мгновение, отчетливо врезавшись в память…
