Здесь же все вызывало изумление. Мое… Я слишком мало знал Землю, только из видеофильмов и из моего короткого пребывания на воле во время побега, но и то, что я видел, вызывало во мне какую-то грустную жалость… Серые, убогие провинции под черными хвостами заводов и роскошные, с потрясающей красоты природой центральные ее части, где просто хватало денег, чтобы заниматься дорогостоящим спасением природы, как я это понимаю, конечно…
Эскалатор поднял нас над огромным полем космодрома, где я сразу насчитал около двадцати звездолетов. Взлетное поле отделял прозрачный колпак, и поэтому грохота поднимающихся мощных кораблей не было слышно. А с вершины купола то и дело срывались небольшие, легкие, напоминающие спасательный бот, машины. Они поблескивали на солнце и на большой скорости исчезали вдали. Внизу, насколько хватало глаз, был лес… Лишь на горизонте поднималось несколько больших куполов, под которыми скрыты были большие заводы, как нам объяснил сопровождавший нас офицер спасательной службы. Он устало отвечал на мои вопросы и вел воздушный катер, спустившись почти к самым деревьям.
Немец, который был на Порше не в первый раз, раздраженно прервал его:
— Как вы нас нашли, лучше расскажи, друг? Разве можно отыскать разрезанный временем корабль?
Офицер усмехнулся. Он, взглянув в зеркало назад, где, развалившись на сиденье, полулежал Ганс, ответил:
— Да вы не первые в этом месте пытаетесь срезать путь… Зашли бы нормально, по-человечески через десятый квадрат и все было бы хорошо. Вам повезло, что ваша фура вышла прямиком на космодром и место ее входа в нашу галактику было определено сразу, а просчитать отклонение во времени — это уже рабочая ситуация… Я же говорю, вы не первые в том болоте плаваете. Это еще лучший вариант, вот если бы вас вынесло к Плеядам, то — извиняйте… Оттуда еще никто не возвращался.
— Здесь, на Порше, только люди живут…? — мой вопрос заставил их обоих замолчать.
Немец противно хихикнул. А офицер, сделав вид, что смотрит вправо за движением, задавил ухмылку.
— Откуда ты… — начал было он, но, откашлявшись, ответил, — аборигенов здесь много, но они не любят жить вместе с людьми… Дикие нравы, дикая религия… Но здесь полно всякого народа… Ты, наверное, и меня принимаешь за землянина? — спросил он, посмотрев на меня и сдвинув темные очки на лоб.
Мне стало нехорошо… Круглые глаза, без ресниц и бровей, уставились на меня недружелюбно, не мигая… Мне он напомнил моего ручного голубя, который жил у меня в детстве в больнице, а когда глаза офицера моргнули, на мгновение затянувшись тонкой пленкой, сходство усилилось…
