— Уже зашевелились, — нехотя признал полицейский, оглядывая толпу, собравшуюся за спиной Томаса Квинси Райли, то есть за моей спиной.
— Много там народу, мальчик? — спросил человек в Капюшоне.
Когда до меня дошло, что он обращается ко мне, я поспешил с ответом:
— Зашибись!
— Как ты думаешь, если я в течение суток буду разъезжать по городу в таком виде, люди согласятся на минуту остановиться и выслушать, что я им скажу?
— Еще бы! — ответил я.
— Вот вам и ответ, офицер, — произнес Капюшон, глядя перед собой — так, по крайней мере, казалось со стороны. — Я послушаюсь мальчика и задержусь в этом городе. Мальчик, — обратился ко мне голос, — ты не посоветуешь, где бы я мог побрить свое невидимое лицо и преклонить голову?
— У моей бабушки, она…
— Отлично. А скажи, мальчик…
— Меня зовут Томас Квинси Райли.
— По прозвищу Квинт?
— А вы откуда знаете?
— Прыгай в машину, Квинт, будешь показывать дорогу. Но даже не пытайся заглянуть под Капюшон.
— Будьте уверены, сэр!
Сердце у меня трепетало, что кроличий хвост. Обойдя вокруг машины, я уселся на переднее сиденье.
— Разрешите откланяться, офицер. Если будут вопросы, найдете меня по месту жительства этого мальчугана.
— Вашингтон-стрит, дом шестьсот девятнадцать… — начал я.
— Без тебя знаю! — вскричал офицер. — Чтоб ты провалился!
— Вы готовы вверить меня заботам этого ребенка?
— Проклятье! — Полицейский ботинок убрался с подножки автомобиля, и мы рванули с места.
— Квинт? — позвал голос из-под черного Капюшона. — Как меня зовут?
— Вы сказали…
— Забудь. Как бы ты сам хотел меня называть?
— Наверно… мистер Мистериус?
— Лучше не придумаешь! Итак, где мне свернуть налево, направо, направо, налево и снова направо?
— Ну, вы даете! — только и сказал я.
И мы двинулись с места; я жутко боялся попасть в аварию, а мистер Мистериус, добродушный и совершенно спокойный, безупречно выполнил левый поворот.
Когда нужно чем-то занять руки, чтобы успокоить нервы, женщины обычно берутся за вязанье.
Моя бабушка не вязала — она лущила горох. Почти каждый день, сколько я себя помню, у нас к обеду подавали зеленый горошек. Иногда она чистила бобы. А фасоль? Бабушка воздавала должное, и фасоли, но фасоль чистилась не так легко и аккуратно. Горох — совсем другое дело. Бабушка видела, как мы подошли к крыльцу, но продолжала освобождать от стручков мелкие зеленые шарики.
— Познакомься, бабушка, — проговорил я. — Это мистер Мистериус.
— Вот и славно. — Бабушка кивнула и заулыбалась неизвестно чему.
