Так откровенно говорил полуофициальный лидер немецкого империализма о плане и намерениях последнего на Востоке. Таким образом получила немецкая политика свои определенные широкие очертания, весьма прогрессивную и захватническую, с точки зрения предшествовавшего мирового политического равновесия, тенденцию и очевидный уклон против Англии. Таким образом, немецкая восточная политика явилась комментарием к проводившейся в 1899 года морской политике.
В настоящее время Германия поставила себя своей программой "неделимости Турции" в противоречие с Балканскими государствами, для которых историческое существование и внутреннее развитие связано с ликвидацией Турции. Наконец, она поставила себя в противоречие и с Италией, империалистические аппетиты которой направлены прежде всего на турецкие владения. На Мароккской конференции в 1905 г. Италия уже стояла на стороне Англии и Франции. А происшедшая шестью годами позже Триполитанская экспедиция Италии, давшая сигнал к первой балканской войне, явилась уже полным разрывом с Италией, распадом тройственного союза, изоляцией немецкой политики также и с этой стороны.
В другом направлении немецкие стремления к расширению проявили себя на западе — в Мароккской авантюре. Нигде не сказалось с такой резкостью отклонение от прежней немецкой политики, как здесь: как известно, Бисмарк поддерживал колониальные стремления Франции, лишь бы отвлечь ее внимание от Эльзас-Лотарингии, являвшейся пунктом континентального пожара. Новейший курс немецкой политики целил как раз против французских колониальных расширений. Положение в Марокко сложилось, однако, совсем иначе, чем в Азиатской Турции. Для осуществления немецких капиталистических интересов в Марокко было очень мало подходящих условий. Немецкие империалисты пытались во время Мароккского кризиса использовать претензии Ремшейдерской капиталистической фирмы «Маннесмана», ссудившей мароккскому султану деньги и получившей за это концессию на железную руду как бы в обеспечение "насущных отечественных интересов", однако, общеизвестный факт, что каждая из конкурировавших в Марокко капиталистических групп, как Маннесмана, так и общество Круппа, Шнейдера, представляли из себя чисто международное смешение немецких, французских и испанских предпринимателей, помешал говорить о "немецкой сфере интересов". Тем симптоматичнее была решительность и настойчивость, с которой немецкая империя неожиданно заявила в 1905 году о своей претензии на участие в урегулировании мароккских дел, а также протест против французского влияния в Марокко. Это было первое ее столкновение с Францией в вопросах мировой политики. В 1895 году Германия вместе с Францией и Россией помешала победоносной Японии воспользоваться своей победой над Китаем в Симонессках. Пятью годами позже она двинулась рука об руку с Францией и всей международной фалангой в разбойничий поход на Китай. Теперь в Марокко проявилась совсем иная ориентация немецкой политики по отношению к Франции. В Мароккском кризисе, который на протяжении 7 лет дважды стоял на границе войны между Германией и Францией, дело не шло уже ни о «реванше», ни о каких-либо континентальных противоречиях между обоими государствами. Здесь проявилось совсем новое противоречие, создавшееся вследствие того, что немецкий империализм перешел через черту французского. Кризис разрешился тем, что Германия удовлетворилась областью французского Конго и дала согласие на то, что не будет иметь и защищать в Марокко никаких собственных интересов. Как раз поэтому последнее немецкое выступление в Мароккском вопросе имеет знаменательное политическое значение; Именно неопределенность непосредственных целей и притязаний изобличает всю немецкую мароккскую политику, ее безграничные аппетиты, нащупывание и поиски добычи- она представляла собой явно выраженный курс на войну с Францией.
