Зато для части прибавочной стоимости, предназначенной для накопления, не существует никаких других пределов, кроме тех, которые ставятся общей массой прибавочной стоимости и эластичным личным потреблением капиталиста. Чем больше может быть накоплено, тем лучше. Капиталистический способ производства сам делает необходимым непрерывное накопление капитала. Мы видели, что с развитием техники капитал, необходимый для устройства и ведения такого предприятия, в котором продукты производились бы с затратой общественно необходимого количества труда, становится всё больше и больше.
Если в какой-нибудь отрасли промышленности минимальная сумма, необходимая для ведения дела, способного выдержать конкуренцию, равна в настоящее время 20 000 марок, то через 20 лет вследствие введения новых приёмов работы, новых машин и т. д. этот минимум может возрасти до 50 000 марок. Капиталист, начавший предприятие с 20 000 марок, но отделявший недостаточную часть прибавочной стоимости для накопления, так что через 20 лет у него, скажем, вместо 50 000 марок оказывается всего 30 000, по всей вероятности, не выдержит конкуренции и погибнет.
Но и без этого стимула капиталист имеет достаточно сильные побуждения к накоплению. Современный способ производства так же развивает в капиталисте страсть к накоплению ради накопления, как более ранняя ступень товарного производства — страсть к накоплению и припрятыванию золота и серебра. Подобно накоплению сокровищ, и накопление капитала само по себе не знает границ, оно беспредельно.
Как бы ни было велико богатство капиталиста и как бы далеко ни превышали его доходы его способность наслаждаться благами жизни, он продолжает гоняться за прибавочной стоимостью не для того, чтобы увеличить сумму своих наслаждений, а для того, чтобы приумножить свои капиталы.
Классическая политическая экономия совершенно откровенно рассматривала причины и следствия как накопления, так и потребления класса капиталистов. Накоплением капитала она занималась исключительно с экономической, а не с нравственной точки зрения, что, конечно, было весьма безнравственно.
Но вот зашевелился пролетариат, и в нём стало пробуждаться классовое сознание. С конца 20-х годов рабочее движение стало усиливаться как в Англии, так и во Франции. Теперь для буржуазных экономистов уже не время исследовать экономические вопросы — задача заключается в том, чтобы оправдать капитал. В экономику была введена этика, благородная дама принялась на старости лет морализовать, «чувство» получило преобладание над знанием. С помощью этого чувства вскоре было открыто, что капиталист,
