Я улыбнулась.
— Для этого тебе не нужно разыскивать убийцу. Вообще-то, знаешь, тебе с самого начала было не удрать от меня! — легко объявила я. — С того самого момента, когда я позвонила тебе в дождь, и ты так враждебно держался со мной.
Карл расхохотался, но тут же посерьезнел.
— Джеки, ты не понимаешь. Не представляешь себе, каково это, когда ловишь косые взгляды украдкой. Когда тебя подозревают даже те, кто не хочет сомневаться в тебе — но они не дураки и невольно анализируют и сопоставляют, а факты таковы, что волей-неволей приходится сомневаться. Вот сейчас ты сидишь тут на солнышке, твоя рука в моей, тебе спокойно, безопасно — ведь я только что вытащил тебя из моря. Но, предположим, мы поженимся. Ты уже знаешь — я вспыльчив. А если так — то, может, и правда, отомстил жене, легкомысленно вступившей в связь с другим? Как, по-твоему, тебе не придет на ум такое? А в тех случаях, когда ты будешь лежать без сна в темноте, гадая, кто в действительности убил Элинор?
Я попыталась перебить Карла, но он поднял руку.
— Слушай, Джеки! Ты должна меня выслушать. Как насчет тех случаев, когда ты задержишься вечером? Всегда будешь уверена, входя в темный дом, что я доверяю тебе? Всегда будешь чувствовать себя в безопасности со мной рядом?
— Прекрати! — вскочила я. — Карл! Не смей говорить так!
Он смотрел на меня.
— Ты всегда будешь так уверена? Позволь усомниться. Потому что это — противно природе человека. От фактов, Джеки, не уйти. Выпадут моменты, когда тебя уколет сомнение, вопреки тебе самой. Я не могу вынуждать тебя жить с такими сомнениями.
Руки у него сжались.
— Но даже если сможешь ты — не смогу я!
Мы оба замолчали. Потом Карл поднялся, захватил мою одежду и пустую фляжку.
— Пойдем! — позвал он другим тоном, почти весело. — Тебе пора домой. Сумеешь сама дойти до машины?
— Конечно. Но, Карл…
Легко дотронувшись пальцем до моих губ, он улыбнулся, покачав головой:
— Хватит! На сегодня с тебя довольно синяков.
— Ты спас мне жизнь! — я оглянулась на море. — Есть ли в мире слова, чтобы выразить мою благодарность?
— Не падай снова в воду! А то опять нарушатся мои планы дописать картину.
Мы молча направились к машине — не оттого, что нам было нечего сказать друг другу, наоборот — слишком много. Измучилась я невероятно и с облегчением нырнула в машину. Никогда еще обивка не казалась мне такой чудодейственно мягкой. Я откинулась на спинку, пока Карл снимал холст. Казалось, прошла тысяча лет с тех пор, как он укреплял его на мольберте.
