«Наши люди, — с теплым сердцем подумал Зайцев, — русские солдаты».
Зайцев зашел в шалаш из высохших лиственных ветвей, где жил командир отдельного взвода артразведки лейтенант Лебеда. Лейтенанта не оказалось в его жилище. Зайцев в ожидании сел на пустой ящик, закурил и задумался. Группа разведчиков возвратилась из дивизиона и расположилась возле шалаша лейтенанта. Зайцев всех их знал, и теперь, слушая голоса, вспоминал их лица и фамилии. О чем говорят солдаты меж собой?
Сначала беседа шла по поводу одежды, еды, приварка, табака и прочей текущей нужды. Солдат любит заботиться о своей утробе, и в этой его заботе был не низменный, но существенный смысл, потому что лишь исправный здоровый боец способен действовать на войне, стерпеть ее тягость и не погибнуть по случайности болезни или по слабости. Солдаты, даже те, кто был небрежен и неряшлив в мирной домашней жизни, на фронте тщательно заботились о своем питании, о чистоте тела, о прочности одежды, о сне с запасом, когда можно было спать.
Затем, по степени важности, беседа перешла на другую жизненную необходимость — на любовь. Зайцев узнал по голосу младшего сержанта Пожидаева. Он читал сейчас вслух письмо. Получая очередное письмо от невесты, Пожидаев имел обыкновение читать его вслух своим товарищам и обсуждать публично.
Он гордился своей любовью, но еще более гордился тем, что есть один человек на свете, для которого он дороже и лучше всех на земле, и тот человек не переживет его смерти. Бойцы из взвода, где служил Пожидаев, уже привыкли к такому порядку и по получении почты сами просили Пожидаева прочитать им письмо вслух, загодя садясь возле него ремонтировать что-либо из своей одежды или обуви, чтобы использовать время с двойной выгодой. Пожидаев обычно охотно читал и предавался обсуждению письма. «За что же такое она тебя любит так, Иван Акимыч, скажи, пожалуйста?» — каждый раз спрашивали его товарищи. «Так зря же любви не бывает, — объяснял обыкновенно Пожидаев. — Сердце у Клавдии Захаровны чувствует меня правильно, понятно вам? Во мне такое качество ценности, стало быть, есть!»
Зайцев все это уже знал, и теперь он слушал очередное письмо Клавдии Захаровны.
— Любимый, хорьосенький, мильосенький мой Иван Акимыч, — медленно, почти по буквам читал Пожидаев, — здравствуй от твоей дорогой Клавдии Захаровны Пустоваловой из Завьяловского сельсовета, колхоза «Рассвет». Если бы кабы я могла бы увидеть бы тебя бы хоть на тую малую бы минуточку, тогда бы я бы стала жить бы по нормальности счастливой бы жизнью, а то я временно несчастная».
