Председатели колхозов угощали капитана, зазывали к себе Машу, благодарили, а потом осторожно осведомлялись, куда относить убытки, если звери начнут дохнуть.
— Какие убытки? — недоумевала Маша. — Только кормите их как следует, и они будут приносить доходы. В тундре зверю жить трудно, а на ферме вы можете создать ему райские условия, и он вам с лихвой оплатит это.
Бросили якорь и у Лукрэна. Сюда предназначалась большая часть живого груза.
Сделали однодневную стоянку в районном центре — дали возможность Андрею Пинеуну повидаться с невестой — и поплыли дальше. В Уэлене шхуну встречала громадная толпа. Торжественно, на тракторных санях перевезли зверей на ферму, а вечером в новом здании клуба устроили большой праздник. В разгар праздника вбежал в зал какой-то мальчишка и закричал:
— Ръэу! Ръэу!
В одну минуту в зале остался только президиум.
К берегу подходили вельботы с убитым китом.
— Тащат корм для голубых песцов! — не без гордости сказал председатель колхоза.
Тогда здесь еще жив был знаменитый певец Атык. Он тоже стоял на берегу и вспоминал, как сам, когда ходил в море гарпунером, стоял на носу кожаной байдары, сжимая отполированное шершавыми ладонями древко.
— Хорошее у тебя имя, — сказал Атык, обернувшись к Маше. — Кто тебя так назвал?
— Мама.
— Мама? — удивился певец. — Обычно имена дает отец, да еще такое — Тэгрынэ… Может быть, в то время она ждала человека с моря?
— Нет, я родилась в тундре…
— Странно, почему же у тебя такое имя? Это неспроста.
— Моя мать была родом из Наукана, а вышла замуж за оленевода, — пояснила Маша.
— Тогда все понятно, — кивнул старик. — В тундре она ждала человека с моря, думала о нем, потому и назвала тебя так — Метательница гарпуна…
Кита вытянули на берег, разделали его и продолжали празднество. Атык пришел со своим старым бубном. Бубен гремел, и ослабевший голос певца как бы усиливался, ударяясь о тугую поверхность выделанного моржового желудка. Под собственное пение Атык исполнил танец кита, дошедший до нас из глубин веков. Когда-то исполнение этого танца было обязательным после каждой удачной охоты на кита.
Вслед за Атыком в круг вошла молодежь. Каждый уэленец умел держать бубен и плясать.
— Вот молодцы! — восхищался Пинеун, невольно подпевая и притоптывая.
Он стоял рядом с Машей в своей капитанской форме. И вдруг неожиданно для всех сбросил китель, снял фуражку, передал их Маше и попросил перчатки у стоявшего рядом Гонома. Пинеун вышел в круг в ослепительно белой рубашке, при галстуке.
