Женщина поглядела на золото, и на глаза ее навернулись слезы; но рассмеялась она и молвила: "Комнату на час я тебе охотно могу предоставить, а в придачу и воды колодезной, и ломтик хлеба с мышиную долю. Коли полагаешь ты, что все это стоит три нобля, как могу я сказать тебе нет, ежели деньги эти могут спасти жизнь моей малютки. Но чего еще ты от меня потребуешь?" "Немногого, - отвечала чужестранка, - а потому веди меня прямо к своему дому".
Так ушли они с рынка; горожанка провела владелицу осла вниз по улице и через западные ворота города Аттерхэй, что, кстати говоря, выходили на Эвилшо; так оказались они на беспорядочно застроенной улице за пределами стен, что тянулась до самого леса; у тамошних домов вид был отнюдь не жалкий, но поскольку столь близко подступали они к Дьявольским Угодьям, люди богатые не желали больше иметь с ними дела, и жилища достались бедноте.
И вот, остановившись у своего дома, горожанка взялась за щеколду, и рывком распахнула дверь; и протянула руку гостье, говоря:"Не отдашь ли ты мне сейчас первую золотую монету, ибо отдыхать ты сможешь столько, сколько захочешь?" Владелица осла вложила монету в раскрытую ладонь, и женщина взяла нобль, и приложила его к детской щечке, а затем поцеловала и монету, и ребенка; и повернулась к чужестранке, и сказала:"Что до твоей вьючной скотинки, ничего-то у меня для нее не найдется, ни сена, ни зерна: лучше тебе оставить осла за порогом". Незнакомка кивнула в знак согласия, и все трое вместе вошли в дом: мать, дитя и гостья.
Горница оказалась достаточно просторной, хотя скудным было ее убранство, а именно - табуретка, кресло тисового дерева, небольшой столик и сундук; в очаге не горел огонь, и только белый пепел, оставшийся от нескольких жалких веточек, лежал тонким слоем; но поскольку на дворе стоял июль, значения это не имело.
Гостья уселась в кресло, а бедная женщина осторожно опустила дитя на пол и подошла к незнакомке, и застыла перед нею, словно ожидая приказаний.
И молвила чужестранка:"Горница твоя с виду отнюдь не убога, и не тесна нисколько; а дитя твое, что как вижу я, женского полу, и потому, верно, нескоро тебя покинет, хорошо сложено и собою пригоже. Да и для тебя наступят лучшие дни, как кажется мне; я уж помолюсь о том".
Все это проговорила она голосом ласковым и вкрадчивым, и лицо бедной женщины смягчилось, и очень скоро из глаз ее на стол закапали слезы, но ни слова не произнесла она в ответ. Гостья же достала не три нобля, но все четыре, и разложила их на столе, говоря:"Ло, друг мой, вот три нобля, что я тебе посулила! Теперь они твои; но этот ты возьми и потрать для меня. Ступай обратно в город, и купи мне белого хлеба, да смотри, лучшего; и мяса самого отборного, или пулярку, если найдешь, уже приготовленную и приправленную; а к ним впридачу самого доброго вина, что только можно купить за деньги; и сладостей для твоей малютки. Когда же вернешься ты, мы посидим да отобедаем вместе. А после, вкусив вдоволь и еды, и питья, мы измыслим что-нибудь еще во благо тебе".
