За три дня до начала соревнований арбитры нашли три ошибки в произвольной программе Родниной. Ошибки, то есть элементы с нарушением правил в незначительных и проходных частях программы, начали показывать по телевидению. И объяснять публике, и объяснять судьям (а судьи порой та же публика), что за них надо снижать оценки. Я попросила выключить в блоке, где мы жили, телевизор, запретила приносить к нам газеты и что-либо говорить по этому поводу.
Меня вызвали к руководству советской делегации, поинтересовались, не собираюсь ли я поменять программу. Я ответила, что за три дня, конечно, могу ее изменить, но это создаст неуверенность у спортсменов, а они должны катать то, что тренировали. Все это я горячо переживала, Разговор шел и с нашими судьями. После этих бесед я лежала пластом, у меня такая особенность, когда какие-нибудь неприятности, я ложусь. Ходила только на тренировки. Чайковская в подобной ситуации все время бегает. Она убегает в шесть утра и возвращается за полночь — и все бегом, а я нет, я должна лежать и не могу ни с кем общаться. Я была в таком тяжком состоянии, что боялась — не передастся ли оно и спортсменам.
Они тренировались нормально, и в общем-то я была в них уверена. Я была убеждена в своей правоте. Для меня по сей день эта ситуациия самая сложная в жизни, сложная в выборе правильного решения. Но ребята обо всей этой кутерьме и о моих муках не знали. Я не пускала их на тренировку Бабилонии, хотя посмотрела сама. Осталась после наших занятий в зале. Американцы катались хорошо — это была последняя тренировка перед короткой программой, и именно в этот день Гарднер начал падать, исполняя флипп. Я сидела очень близко, около бортика, и ясно видела, что он очень нервничает и с собой совладать не может. Не сделав ни одного прыжка, он ушел с тренировки. А села я специально гак, чтобы они меня видели.
Бабилония и Гарднер пришли на тренировку Родниной и Зайцева, пришли тоже всего один раз, сидели на самом верху, незаметно, но я их увидела и сразу сказала Родниной: «Вон забились в угол, сейчас истрепят себе все нервы и уйдут минут через пятнадцать». Так оно и вышло. Роднина была в ударе, и эта тренировка американцев погубила. Они через пятнадцать минут встали и ушли. Четверти часа им оказалось достаточно. Роднина производила на них впечатление, как удав на кролика. Еще с Японии, Они морально не созрели, чтобы обыграть Роднину,
До старта я никуда не ходила, в последний день ни с кем не общалась. Я вообще не люблю с кем-нибудь беседовать перед соревнованиями. Вечером мы пришли во дворец. У входа толпа. Ира идет в людском коридоре, сосредоточенно опустив голову, впечатление такое, будто она одна в пустой шахте. Подступиться к ней никто не рискнул.
