— Сае прожила намного больше, чем полагали врачи, — тихо заметила Агояши. — Благодаря твоим лекарствам и… магии. И жива до сих пор. Ты хочешь помочь этой девочке?
— Да не знаю я! — удар кулаком по подушке вышел впечатляющим, Агояши даже дар речи потеряла. Наверное, от удивления — полагала, что я уже настолько высшее существо, что не способен на банальную истерику. — Просто… я НЕНАВИЖУ зависимость, понимаешь?! — горячо заговорил я, по-прежнему глядя на деревянную стенку с каким-то идиотским, но прекрасно вписывающимся в дизайн этой полуевропейской-полуяпонской комнаты натюрмортом: на тарелочке лежало яблоко и персик, а сбоку, немного на заднем фоне — внушительных размеров острый нож. — Представь себе ядерную ракету, стремящуюся к своей цели, летящую к ней, и вдруг по дороге задумавшуюся над посторонними вещами, вроде погоды на Гавайях…
— Давай не будем представлять себе нацеленную на какую-нибудь несчастную страну ядерную ракету, — Агояши передёрнуло. — Нам в своё время хватило и Хиросимы с Нагасаки.
— Давай не будем, — послушно согласился я и замолчал.
Она обняла меня за плечи, поцеловала в щёку.
— Я так понимаю, ты собираешься как-то решить эту проблему? Бездействие для тебя болезненно. Эта девчонка слишком зацепила тебя, чтобы ты мог позволить себе никак на неё не реагировать, так?
Киваю, почти обречённо.
— Я не могу её убить, и не хочу ей помогать, но и не могу ничего не делать.
— Где ты её встретил? Она пациентка, да? — быстро заговорила Агояши, явно что-то прикидывая. Я уже грешным делом подумал, что она решает, куда поселить и эту мою пассию.
— Да, она в психушке лежит. Помнишь, я тебе недавно рассказывал про приглашение этого старого лиса, который явно что-то там с детками мутит в своей новой клинике?
Агояши кивает.
— Я поняла. Ты считаешь, что там, в клинике, ей банально угрожает опасность?
— Скорее… смерть. Думаю, не одному мне он предложил устраивать опыты на детках. Кстати, я подумал, и решил отказаться. Дети — это уже как-то слишком — даже для меня. Конечно, детки разные бывают — некоторых уже в их возрасте хочется прибить и стоит в тюрьму сажать и на плаху отправлять — жаль, что существует этот нелепый закон о том, что детей никогда не отправляют на смертную казнь, чтобы они не совершили. Причём — нигде в мире. Насколько я помню себя, я уже лет в восемь отлично понимал, что я и зачем делаю. Но… нет, я не хочу. Это меня сломает, я знаю.
— Понимаю, — она сжала моё плечо. — Если б это было для тебя действительно необходимо… или банда детишек всерьёз угрожала твоей жизни, ты бы их убил без зазрения совести. Но… не таким образом. Не полностью беспомощных.
