— А может, полить его водой из пожарного шланга? — спросила шеф. — Или применить патроны с нервно-паралитическим газом?
— Но ведь и это покажут по телевизору, — возразил Винс. — И как только вы собьете его с фонарной опоры, тут же объявится дюжина адвокатов, специализирующихся по делам о нанесении телесных повреждений, и станет совать ему свои карточки еще до того, как он долетит до брезента.
На линии установилось молчание: офицеры обдумывали сказанное. Наконец шеф произнесла:
— Полагаю, мы можем пообещать ему удовлетворить его требование.
— Вы хотите позволить Фэлкону переговорить с дочерью мэра? — спросил Винс.
— Нет, я сказала «пообещать». Это его единственное требование, не так ли?
— Неудачный ход, — отверг ее предложение Винс. — Переговорщик не должен обещать то, что не может выполнить. Или не имеет намерения выполнить.
— На этот раз я, пожалуй, соглашусь с Пауло, — сказал Чавес. — Но думаю, что…
Винс ждал продолжения, но Чавес, похоже, потерял мысль.
— Так что же ты думаешь? — поторопил Винсент.
— Не важно, что мы сейчас думаем. Поскольку появилась дочка мэра.
— Что?
— Я вижу ее в окно автобуса собственными глазами.
Послышались приближающиеся шаги. Потом дверь распахнулась и Пауло ощутил в салоне присутствие женщины.
— Привет, Винс, — сказала она.
Алисия Мендоса была не просто двадцатисемилетней красавицей и дочерью мэра, но еще и офицером полиции, поэтому не приходилось удивляться, что ей удалось беспрепятственно миновать все полицейские кордоны. Тем не менее звук ее голоса поразил Винса словно удар грома. И он невольно воскресил в памяти ее образ — темноволосая, с миндалевидными глазами, полными губами и безупречной оливковой кожей молодая женщина. Впрочем, слишком уж углубляться в это занятие ему не хотелось.
— Что ты здесь делаешь, Алисия? — спросил он.
— Слышала, что Фэлкон хочет поговорить со мной, — пояснила она. — Вот и пришла.
Слух у Винса был прекрасный, а вот мозг вдруг отказался уяснить ее слова. Знакомый мягкий голос лишь пробудил в его душе сонм болезненных эмоций. Прошло много месяцев с тех пор, когда он в последний раз его слышал. Это случилось вскоре после того, как его записали в герои. И после того, как доктор снял с него бинты и им овладела ужасная мысль, что он уже никогда больше не увидит ее улыбки, не сможет заглянуть ей в глаза и по выражению лица понять, счастлива ли она, печальна или просто скучает. Последнее, что он тогда от нее услышал, было: «Ты не прав, Винс. О, как ты не прав!» В тот день он сказал ей, что будет лучше, если они перестанут видеться, и заключавшийся в этих словах мрачный каламбур заставил их обоих разрыдаться.
