— Что бы сказали ее прежние подруги? — бросил кто-то напоследок, и Карповым вдруг овладело странное беспокойство. Он вспомнил, как несколько дней назад случайно встретился со старым товарищем. Узнав Шурика еще издали, Олег предчувствовал, что встреча будет почти формальной: обняться, поболтать, обменяться телефонами и никогда не позвонить — ведь юношеская дружба, как первая любовь, не возвращается. Он догадывался, что перед ним чужой человек, но не думал, что настолько. От былого Шурика в нем не осталось ничего. Теперь Олегу и в голову не могло прийти, что холодный, рассудительный Александр — тот самый, с кем они когда-то понимали друг друга с полуслова, с полувзгляда.
Вслушиваясь в образцово-литературную речь бывшего одноклассника, Карпов перебирал в уме события, которые могли бы так изменить человека, но выяснилось, что серьезные катаклизмы в биографии Шурика отсутствовали и его судьба представлялась не более драматичной, чем поход за грибами. Удивительно, но сам Шурик не замечал никакой натянутости, вел себя так, будто играл роль смертельно положительного героя из скучного кино.
При расставании Карпов испытал почти физическое облегчение и постарался забыть о встрече, но теперь эпизод, ранее казавшийся незначительным, всплыл в памяти вновь.
Случаи с Шуриком и Леночкой имели несомненное сходство, и это смущало. Карпов долго гадал, что могло связывать давнишнего приятеля и секретаршу, пока не набрел на спасительное слово «совпадение». Ничего не объясняя, оно, по крайней мере, позволило ему отделаться от тревожных мыслей. Правда, ненадолго. Через неделю, когда Карпов навещал своего отца, звоночек прозвенел снова.
До выхода на пенсию папаша был не последним человеком в стране, поэтому и старость имел вполне сытую. Периодически его посещала домработница, и Олег подозревал, что в ее обязанности входят некоторые услуги, не предусмотренные трудовым соглашением. Единственное, в чем нуждался старик, — это общение, поэтому, когда выдавалась свободная суббота, Олег брал бутылку водки и, стиснув зубы, ехал на Площадь Восстания, где в престижной сталинской высотке жили модные артисты, жирные банкиры и старые пауки вроде папы. Выпивая, Карповы вели пустые беседы и делали вид, что все друг другу простили.
В основном говорил отец: травил одни и те же анекдоты времен развитого социализма да в сотый раз пересказывал байки из жизни членов Политбюро. А еще он любил повторять: «Если однажды я начну жаловаться на печень, значит, меня подменили агенты ЦРУ».
