Еще один «небожитель», который мог стать советским лидером в послебрежневскую эпоху, — А. А. Громыко. Но здесь придется уточнить: теоретически мог стать. По трем причинам: во-первых, Громыко слишком долго задержался на посту министра иностранных дел СССР, и все привыкли видеть его только в этом качестве; во-вторых, он никогда не был секретарем ЦК КПСС, пост первого заместителя Председателя Совета Министров СССР, который он занимал в 1983–1985 годах дополнительно к министерскому посту, не в счет; в-третьих, он поторопился родиться и к решающему 1985 году уже отпраздновал свое 75-летие. Тем не менее «фактор Громыко» вынуждены были учитывать все три последних секретаря ЦК КПСС. Андропов, как бы компенсируя ему свое собственное выдвижение, повышает его ранг до уровня первого вице-премьера. Черненко назначает Громыко руководителем сразу нескольких комиссий Политбюро ЦК КПСС, в том числе идеологической комиссии. Это в некотором роде символические, но очень почетные роли. Наконец, Горбачев делает Громыко формальным главой Советского государства, и три года, с 1985-го по 1988-й, Андрей Андреевич выполняет свою последнюю работу в качестве Председателя Президиума Верховного Совета СССР.
Впервые я побывал в кабинете легендарного министра иностранных дел на Смоленской площади в конце октября 1973 года, опять же поздним вечером — просто какой-то сумеречный образ жизни получается. Громыко должен был делать доклад на торжественном собрании в Кремле по случаю очередной годовщины Октябрьской революции. Меня только что отозвали из Академии общественных наук на работу в аппарат ЦК КПСС и почти сразу же включили в рабочую группу по этому докладу. С участием трех представителей МИДа мы доклад довольно быстро сочинили, отшлифовали стиль с учетом особенностей разговорной речи Громыко и отправили ему.
Нас вызвали на Смоленскую площадь почти в полночь. Громыко всегда так работал да еще и «домашнее задание» с собой увозил — толстенную папку шифротелеграмм, все читал сам, поэтому и был непоколебим на своем посту. Он не встал навстречу нам из-за своего стола, жестом показал, чтобы мы взяли стулья и придвинулись к приставному столику (кстати, мебель в кабинете министра иностранных дел до сих пор сохраняется та же). Мы сели. Громыко выдержал паузу и сказал одно слово:
— Засушили!
Это означало — сделали доклад скучным, формальным, не способным привлечь внимание аудитории.
Так как я «отвечал» за литературную форму текста и вместе с Ю. Н. Мушкатеровым сочинял «ударные» абзацы, меня суждение Громыко задело. И потом: отсутствие аппаратного опыта, может быть, и не недостаток вовсе, а достоинство… Во всяком случае, я возразил, причем в открытой форме:
