Соклей понаблюдал за тем, как клюют очень похожие на цыплят-переростков птицы, потом кивнул.
Менедем снова помахал двоюродному брату рукой, чтобы показать, что он понял. Нет, от этого человека ничто не ускользало.
Двое пропавших гребцов вернулись сами: один мучился похмельем, а второй был такой пьяный, что чуть не упал с пирса, прежде чем добрался до «Афродиты».
— Ты вычтешь у него из жалованья? — спросил Соклей.
Менедем покачал головой.
— Нет, он явился вовремя — и в придачу явился добровольно.
На лице капитана появилась дьявольская улыбка.
— Я сделаю кое-что похуже — я подожду, пока его похмелье не разыграется в полную силу, и тогда посажу его на весло. Если парня это не вылечит, тогда только боги знают, что ему поможет.
— Неплохо придумано, — сказал Соклей с искренним восхищением. Физические упражнения и впрямь хорошенько встряхнут парня и вылечат гораздо быстрее, чем если он будет просто сидеть сложа руки и ничего не делать.
— Да уж. — Менедем засмеялся. — Но вот боюсь только, что он сам не будет в восторге от такого лечения.
С этим Соклей не мог не согласиться.
Появился еще один из гребцов — он бежал по пирсу к «Афродите».
— Диоклей просил передать, что мы нашли троих, капитан! — выкрикнул он. — Но вот еще двух нигде нет!
— Они вернулись сами, — ответил Менедем. — Так что пусть Диоклей ведет сюда своих заблудших овечек, и можно выходить в море.
Один из гребцов упился до потери сознания, и морякам пришлось нести его на себе. Судя по блеску в глазах Менедема, Соклей догадался, какое наказание его двоюродный брат приготовил этому человеку, как только тот придет в себя.
«И поделом ему, — подумал Соклей. — Упиваться до полусмерти — это уже слишком».
Диоклей ударил колотушкой в бронзу, «Афродита» покинула гавань Книда и двинулась к острову Кос.
— Риппапай! Риппапай! — выкрикивал Диоклей под аккомпанемент колотушки, которой бил в маленький гонг.
Менедем все рассчитал правильно: когда они шли к Косу, ветер был северный, встречный.
Так что паруснику, направлявшемуся на Кос с Книда, пришлось бы оставаться в порту в ожидании попутного ветра. Но Менедем просто оставил парус крепко взятым на гитовы, и акатос шел на одних веслах.
Волны, подгоняемые встречным ветром, бились о таран «Афродиты» и обдавали волнорез. Мало радости, когда на море качка.
Самого Менедема, который стоял на приподнятой площадке на корме, держа рукояти рулевых весел, эта качка не особенно беспокоила, но он ведь провел предыдущую ночь на борту. А вот некоторые из гребцов, которые еще не оправились после развеселой ночи на берегу, сейчас перегнулись через борт и кормили рыб.
