Химилкон потряс головой из стороны в сторону, что у финикийцев означает «нет».
— Ни то и ни другое, господа, — ответил он на эллинском языке, хотя и с горловым акцентом.
В его ушах поблескивали золотые кольца. Чтобы показать, как он расстроен, финикиец дернул себя за курчавую бороду, которая была куда длинней и гуще, чем борода Соклея.
— Проклятая птица прекрасна, но сводит меня с ума!!!
— Птица? — Менедем приподнял бровь, услышав очередной вопль. — Что же это за птица? Голубь с медной глоткой?
— Птица, — повторил Химилкон. — Я не помню, как она называется по-эллински.
Он закричал в сторону пакгауза:
— Хиссалдом! Тащи сюда клетку, я хочу показать проклятущее создание этим достойным молодым людям!
— По-моему, он рассчитывает, что мы купим эту птицу, какой бы она ни была, — прошептал Соклей Менедему.
Капитан «Афродиты» нетерпеливо кивнул.
Из развалюхи донесся голос Хиссалдома:
— Уже иду, хозяин!
Покряхтывая под весом огромной тяжелой деревянной клетки, раб-кариец вышел из пакгауза и поставил свою ношу на землю рядом с Химилконом.
— Вот она.
Менедем и Соклей присели, чтобы заглянуть между прутьями. Очень большая птица со сверкающими синими перьями и удивительным хохолком уставилась на них бусинками черных глаз. Она открыла бледный клюв и выдала еще один вопль, куда более устрашающий, чем все предыдущие, потому что крик этот прозвучал совсем близко.
Потирая ухо, Менедем посмотрел на Химилкона.
— Такого создания я никогда еще не видел!
Хиссалдом выдал наконец забытое хозяином эллинское словцо:
— Это павлин.
— Правильно, павлин! — подтвердил Химилкон с гордостью, которая выглядела бы куда внушительней, если бы ему не приходилось перекрикивать птичьи вопли.
— Павлин! — хором воскликнули Менедем с Соклеем — и возбужденно, и недоверчиво одновременно.
Менедем покрутил пальцем перед клювом птицы и процитировал Аристофана, своего любимого драматурга:
— «Кто ты, птица или павлин»?
— Это самый настоящий павлин. И мой раб может подтвердить это, — заверил братьев финикийский торговец, который, вероятно, никогда не слышал о комедии «Птицы». — И поосторожней машите руками. Он клюется.
— Откуда он? — спросил Соклей.
— Из Индии, — ответил Химилкон. — С тех пор как божественный Александр двинулся туда во главе эллинской армии, на берегах Внутреннего моря появилось столько этих птиц, как никогда раньше. У меня есть павлин и пять пав — они в клетке в пакгаузе. Самки ведут себя тише самца, хвала Ваалу.
— Неужели из Индии? — Соклей озадаченно почесал затылок. — Но в «Истории» Геродота ничего не говорится о том, чтобы в Индии жили павлины. Он пишет об одеждах, сделанных из древесных волокон, об огромных муравьях, которые добывают золото, о самих индийцах с черными головами; кстати, семя их тоже черное. Но ни слова о павлинах. Если бы павлины водились в Индии, Геродот наверняка бы об этом упомянул.
