- У меня найдется кое-что посмешнее. Старика Планкета все знают?
------
(1) Ursus major (лат.) - большой медведь.
Присутствующие, как по команде, разом плюнули на печку и утвердительно кивнули.
- Помните, он три года назад ездил домой?
Двое-трое сняли ноги со спинок стульев, а один человек ответил:
- Да.
- И хорошо погостил там?
Все неуверенно покосились на того, кто сказал "да", а он, вынужденный принять на себя тяжелое бремя и ответственность, через силу улыбнулся, сказал "да" еще раз и перевел дух.
- Повидался с женой и дочкой, - а дочка у него красавица? - продолжал осторожно расспрашивать Эбнер Дин.
- Да, - упрямо ответил все тот же человек.
- Может быть, вы и фотографию ее видели? - На этот раз голос Эбнера Дина прозвучал более уверенно.
Упрямец с беспомощным видом огляделся по сторонам, ища поддержки. Двое-трое соседей, только что поощрявшие его взглядами, теперь без зазрения совести стали равнодушно смотреть в другую сторону. Генри Йорк слегка покраснел и потупил свои карие глаза. Человек, говоривший "да", замялся, а потом с деланной улыбкой, которая должна была показать всем, что ему отлично известна цель этого допроса и он сам, будучи в прекрасном настроении, тоже решил пошутить, снова сказал "да".
- Послал домой... дайте-ка вспомнить... десять тысяч долларов. Так ведь, кажется? - продолжал Эбнер Дин.
- Да, - упорствовал тот с прежней улыбкой.
- Все правильно, - спокойно заключил Эбнер. - Но дело-то в том, что он и не думал ездить домой, и духу его там не было.
Все уставились на Эбнера с неподдельным удивлением и любопытством, а он продолжал свой рассказ нарочито спокойно и лениво:
- Так вот, слушайте. Я повстречал во Фриско одного человека, который все эти три года прожил вместе с Планкетом в Соноре. Ваш старик разводил там то ли овец, то ли рогатый скот, то ли спекулировал, причем без единого цента в кармане. А отсюда следует, что этот ваш Планкет с сорок девятого года ни шагу не сделал на восток от Скалистых гор.
Взрыв смеха, на который Эбнер Дин был вправе рассчитывать, действительно раздался, но в этом смехе слышались презрительные, злые нотки. Слушатели негодовали. Впервые они почувствовали, что надо знать меру и в шутках. Надувательство, которое тянулось полгода и набрасывало тень на прозорливость обитателей Монте-Флета, заслуживало сурового наказания. Планкету, конечно, никто не верил, но мысль о том, что в соседних поселках могли поверить, будто они поверили ему, наполняла их сердца горечью и злобой. Адвокат посоветовал притянуть Планкета к суду за вымогательство; врач, оказывается, давно уже замечал у старика признаки затемнения рассудка и теперь заявил, что не мешало бы посадить его в сумасшедший дом. Четверо видных коммерсантов потребовали в интересах местной торговли принять по отношению к обманщику решительные меры. В самый разгар этих горячих и сердитых споров дверь медленно отворилась, и в бар, пошатываясь, вошел старик Планкет.
