Но я отвлекся… Вернемся в цирк Буша, в 1914 год…
Мало что изменилось в моей программе. Те же иглы, то же прокалывание шеи. И первые психологические опыты. В цирке Буша мы уже не "убивали аристократа" и не раздавали его драгоценности посетителям, а, наоборот, собирали у зрителей разные вещи. Потом эти вещи сваливали в одну груду, а я должен был разобрать их и раздать владельцам.
Понемногу я становился все более известным, а мой импресарио все более представительным, лицо у него все более округлялось, а стройность фигуры была под сильной угрозой.
Наконец, в 1915 году он повез меня в первое турне — в Вену. Теперь уже не с цирковыми номерами, а с программой психологических опытов. С цирком было покончено навсегда. Выступать пришлось в Луна-парке. Гастроли длились три месяца. Выступления привлекли всеобщее внимание. Я стал "гвоздем сезона". Именно в это время мне выпало счастье встретиться с великим Альбертом Эйнштейном.
Шел 1915 год. Эйнштейн был в апогее творческого взлета. Я не знал, конечно, тогда ни о его теории броуновского движения, ни о смелых идеях квантования электромагнитного поля, позволивших ему объяснить целый ряд непонятных явлений в физике, идеи которой тогда, кстати, разделяли лишь очень немногие ученые. Не знал я и того, что он уже завершил по существу общую теорию относительности, устанавливающую удивительные для меня и сегодня связи между веществом, временем, пространством. Но, хотя я всего этого тогда не знал и знать не мог, имя Эйнштейна — знаменитого физика — я уже слышал.
Вероятно, Эйнштейн посетил одно из моих выступлений и заинтересовался. Потому что в один прекрасный день он пригласил меня к себе. Естественно, что я был очень взволнован предстоящей встречей.
На квартире Эйнштейна в первую очередь поражало обилие книг. Они были всюду, начиная с передней. Меня провели в кабинет. Здесь находились двое — сам Эйнштейн и Зигмунд Фрейд, знаменитый австрийский врач и психолог, создатель теории психоанализа. Не знаю, кто тогда был более знаменитым, — наверное, Фрейд, да это и не принципиально. Фрейд — шестидесятилетний, строгий смотрел на собеседника исподлобья тяжелым неподвижным взглядом. Он был, как всегда, в черном сюртуке. Сухой, жестко накрахмаленный воротник словно подпирал жилистую, уже в морщинах, шею. Эйнштейна я запомнил меньше. Помню только, что одет он был просто, по-домашнему, в вязаном джемпере, без галстука и пиджака. Фрейд предложил приступить сразу к опытам. Он и стал моим индуктором.
