— А по-вашему, если бы он в двух носках явился сюда, было бы лучше?
— Ему бы на сцену в таком опереточном виде!
Я стал снимать туфли, чтобы Ваське отдать, но меня оттеснили
Ведут Ваську в пикет. Впереди большущая толпа. Ну и дела!
Пока Ваську вели, он все время оборачивался и повторял:
— Снимай мои туфли! Снимай мои туфли!
Он только о туфлях и думал, смелый все-таки человек, совсем не думал о том, что попался.
Я все старался в пикет пройти, но меня не пустили.
И чего он о своих туфлях расстроился? Не мог же я их все это время в руках держать! Поду-маешь! Как будто бы их помыть нельзя!
Я подхожу к фонтану и тщательно мою его туфли. Все старался поглубже засунуть руку в но-сок, чтобы как можно лучше вымыть. И вдруг замечаю, что эти прекрасные туфли расползаются, а блестящая серебряная краска слезает, как чешуя с рыбы…
В это время из пикета выходит Васька и направляется ко мне.
Подходит.
Я стою, опустив голову, держу в каждой руке по туфле.
Его лицо бледнеет при свете фонарей.
— Ты стер мое аргентинское клеймо?! — вдруг кричит он сдавленным голосом.
Васька Котов выхватывает у меня свои туфли.
— А почему они мокрые? — спрашивает он и бежит к фонарю.
Там, у фонаря, он сразу замечает всю эту ужасную непоправимую перемену со своими туфлями…
— Это не мои туфли!!! — кричит он.
— Все смылось, смылось, смылось… — твержу я.
— Как это смылось?! — орет он визгливо.
Распахнулись двери зала. Народ хлынул из дверей и увлек нас к выходу.
Я потерял в толпе Ваську, но при выходе он снова оказался рядом со мной и прошипел мне в самое ухо:
— Отдавай мне новые туфли… слышишь? Отдавай!
Я понимал его.
— Какие были! — заорал он.
В это же самое время мне наступили на ногу и я скорчился от боли и крикнул ему со злостью:
— Пошел ты от меня со своими долгоносиками!
— Ах, так! — крикнул он и, рывком вырвавшись из толпы, помчался вверх по улице по направлению к дому, а я пошел за ним.
Всю ночь мне снились танцующие аргентинцы в серебряных ботинках, а когда под утро мне стали сниться танцующие крокодилы в серебряных ботинках, я в ужасе проснулся.
Пришел Васька. В каких он был рваных сандалиях! Трудно даже себе представить. Каким-то чудом эти сандалии держались на его ногах.
— Мне нечего надеть, — сказал он тихо.
Я смотрел на его сандалии, вздыхая и сочувствуя ему.
— А те никак нельзя зашить? — спросил я тихо.
— Никак, — сказал он.
— Неужели никак нельзя зашить?
— Они не настоящие, — сказал он, опустив голову.
— Какие же они?
— Они картонные, — сказал Васька.
