Кровавая правая рука | страница 38
Они выехали на холм. Здесь от шоссе отходила боковая дорога на запад. А прямо перед ними, далеко за голубыми вершинами гор, по другую сторону Гудзона, медленно садилось огромное красное солнце.
Элинор почти остановила машину.
- Смотри, солнце садится! -сказала она Инису, чувствуя, что у нее перехватывает горло, как бывало всегда, когда ей приходилось видеть закат.
В этот миг она забыла о существовании, плюгавого человечка, сидящего за ее спиной. Даже об Инисе, сидящем рядом, она тоже сейчас не думала. При виде опускающегося красного шара Элинор каждый раз охватывало чувство невыносимой скорби. Быть может, это как-то связано с тем, что ее родители погибли совсем молодыми при пожаре театра, когда она была еще ребенком. Или с тем, как их хоронили в час заката… Тот вечер Элинор запомнила навсегда. Заходящее солнце. Голос священника и всхлипывания женщин. И все небо на западе охвачено огнем. "Soles occidere et redire possunt…" Элинор чувствовала, что задыхается.
- "Снова будет всходить и садиться солнце…" - Ей показалось, что эти слова пробормотал сидящий сзади маленький человечек. Она оглянулась.
- "Nobis cum cemel occidit brevis lux",- произнесла девушка.
Глаза ее наполнились слезами…
"Но для нас, когда угаснет наш мимолетный свет…"
Элинор снова послышалось, что сидящий сзади красноглазый
бродяга шепотом произнес последнюю строку: "Nox est una perpetua dormienda"
"Остается лишь сон в бесконечно долгой ночи!"
Как мало людей могли бы сейчас произнести по-латыни эти
строки Катулла, посвященные Лесбии!
Должно быть, Штопор не рассчитывал, что она, такая юная, сможет понять мертвый язык. Но Элинор лишь недавно закончила школу и всегда много читала. Это стихотворение было одним из ее любимых.
И как раз по этой причине она вполне могла все это вообразить. На самом деле бродяга мог бормотать что-то совсем другое. Или просто молчать…
Какой бы голос у него ни был, на него следовало обратить внимание и запомнить. Элионор его помнила. Но больше ни один человек никогда его не слышал. Ни один из тех, кто жив.
Бродяга, конечно, не говорил девушке и Сент-Эрму, что его зовут Штопор. Он сказал им, что его имя Док.
Я снова просматриваю записную книжку Розенблата, его записи о Штопоре.
Там есть вопросы о его росте:
Вопрос. - (к мисс Дери). Вы сказали, мисс Дери, что это был маленький человек. Это значит, что он хрупкого сложения?
Ответ. - Нет, он не хрупкий. Туловище и плечи нормального размера, руки довольно длинные, с широкими запястьями и кистями.