Я не заметил, как заснул, а утром мы пошли в банк и открыли счет на мое имя. После банка Рита взяла такси и уехала. А я пошел в гостиницу. Не успел войти, меня позвал дежурный: «Эй, мистэ!..» — и дал эмигрантскую газету, свернутую трубочкой. На полях кто-то написал мою фамилию. Сначала я обрадовался, подумал, они напечатали мой рассказ, но тут же вспомнил, что редактор мне все вернул. Я не понимал, в чем дело, пока не присмотрелся к одному фото. Это был я, в своем номере, в руке у меня стакан, а на столе бутылка. Я сразу понял, этот снимок сделал кандидат наук, когда напросился ко мне в номер отдохнуть. Как ему это удалось, не представляю. Я ничего не заметил. Может, когда он приоткрыл дверь из уборной, я как раз сидел за столом. А фото такое темное, что только я могу себя узнать. Под фото они написали: «Этот темный (на снимке!) насельник гостиницы последний, кто видел Вову живым. Насколько можно видеть, в руках у насельника бутылка канадского виски „Джонни Вокэр Рэд“, 19.99 кварта. Откуда у нового эмигранта, живущего на пособие, такие деньги? В некоторых магазинах эти виски продаются за 20.99».
Я пошел в парк. Там почти никого не было. Туман, мокро. И горят фонари лимонного цвета, вчерашний снег растаял. Только на траве немного осталось. И на скалах. Настроение плохое.
Из парка начал звонить газетчику, которому отдал заметку, но решил, раз ее не напечатали, то от него ничего не зависит, и нечего жаловаться. Ведь опыт у меня уже был. Когда задираешь начальство, должен знать, что тебя ожидает мало приятного, и нечего жаловаться. Написал же в приказе директор издательства, что по моей вине была задержана сдача в производство брошюры передовика-ремонтника трамвайно-троллейбусного управления, чтобы на этом основании объявить мне выговор, хотя всем было известно, что я сдал материалы своевременно. А эти объявили меня алкоголиком. Почти то же самое.
Я еще ходил по парку, потом вспомнил, что сегодня ничего не ел, и побежал домой, так вдруг захотелось. Сварил концентрат, а потом посмотрел, что за талончики дал мне внизу дежурный. Один был от Гана, который, конечно, уже видел мое фото в «Новой Речи» и горел нетерпением поговорить. Но я ему решил не звонить. Остальные были, я не сомневаюсь, от возмущенных моей низостью читателей газеты. После длинных ночных разговоров с Ритой мне хотелось выспаться. Пока внизу дежурил мой враг, который никого с моим телефоном не соединит, я мог себе это позволить. А письмо со штампом я решил перевести со словарем потом. Здесь для меня работы часа на два. Но когда я лег, то вспомнил, что на штампе стоит слово «юстиция», конечно, уже не мог лежать спокойно и сел переводить.
