Сядей-Иг поразмыслил и тоже произнес:
— Тарем...
— Советская власть бедных защитит, богачам воли не даст, — убеждал Голубков.
— Сац саво! Очень хорошо! — откликнулось большинство.
Многие, однако, молчали, потупив глаза. Некоторые смотрели на Сядей-Ига. А он сидел невозмутимый, будто его это всё не касалось.
— Вот выбирайте сами свой Совет, — предложил Голубков. — Называйте, кого вы хотите, тот и будет. Давайте сначала выберем председателя. Ну, говорите, кого?
Соборка молчала.
— Выбирать надо самого лучшего, самого справедливого, самого умного. Кто среди вас достоин быть председателем?
Соборка молчала.
— Хорошо, подумайте. Я буду ждать. Спешить нам некуда. Надумаете, скажете.
Голубков сел на сани и закурил. Соборка продолжала молчать. Тогда поднялся Сядей-Иг.
— Вы хотите внести кандидатуру? — спросил Михайло.
— Кан-ди-да-ту-ру, — еле выговорил незнакомое трудное слово Сядей-Иг, — внесу кандидатуру...
— Кого же вы предлагаете?
— Меня.
— Кого?
— Меня. Вот непонятный! — рассердился Сядей.
Голубков замялся. Соборка молчала. Все поглядывали то на Сядей-Ига, то на Голубкова. Сядей-Иг по-хозяйски уселся на красное сукно, покрывавшее сани, и принял степенный вид.
— Сядей-Иг подходящим будет, — выкрикнул Халтуй, — хозяин он хороший, самый лучший...
— Наше слово сказал, так и есть, — заговорили в толпе.
Голубков, докурив папиросу, бросил окурок.
— Ну, хорошо, — сказал он, — раз так, будем голосовать. Кто за то, чтобы выбрать Сядей-Ига, поднимите руки.
Руки подняли все.
— Кто против того, чтобы выбрать Сядей-Ига, поднимите руки, — сказал Голубков тем же тоном.
Руки подняли все.
— Что же теперь нам делать? — развел руками Михайло. — Видишь, Сядей-Иг, все за тебя проголосовали, но и против тебя проголосовали тоже все. Выходит, не быть тебе председателем.
Пожалуй, впервые за всю жизнь пришлось ныне Сядей-Игу уходить с соборки несолоно хлебавши. Он шагал тяжело, неуклюже. Казалось, ноги его подгибались. Не глядя ни на кого, он поманил рукой Халтуя.
— Упряжку мне подай. Домой ехать хочу, — буркнул Сядей-Иг. — Пусть все разъезжаются, соборка кончилась, — строго заключил он.
А соборка не кончилась. С Сядей-Игом уехали только самые богатые да самые пугливые. Тем, которые остались, Голубков сказал:
— Вот теперь, наверное, можно по-настоящему выборы делать.
И тут совершенно неожиданно вышла на середину лужайки Тирсяда, пожилая женщина в старенькой панице, в гарусном клетчатом полушалке.
— Жители тундры, — сказала она, — почему вы сидите, потупя головы? Вы горюете, что ушел Сядей-Иг? Что гнев его падет на ваши плечи? Не бойтесь, ненцы, упавший на дно озера камень не всплывет. Сегодня мы увидели начало конца Сядеевой силы. Мы услышали новое слово: Совет. И с этим словом к нам идет новая жизнь. Так говорю я, которую вы прозвали Тирсяда. От души мое слово и потому оно ясно, как сегодняшнее небо над головой.
