— Вот, дети мои, какие чудеса господни свершались в старую святую пору. Всё ли вы поняли из рассказа моего?
— Всё! — хором отвечают дети.
Отец Пафнутий сияет. Вдруг он замечает поднятую руку. Тень набегает на его благостное лицо.
— Ты что?
— Гром не от Ильи, — говорит Ясовей, вставая.
Законоучитель огорошен.
— Что такое? — грозно спрашивает он.
Ясовей добродушно улыбается.
— Не от Ильи гром вовсе, а от электричества, — разъясняет он.
— Что за кощунство! — возмущается законоучитель. — Кто тебя научил такой ереси?
— А железный ученый, — не отводя глаз, отвечает Ясовей.
Отец Пафнутий растерялся окончательно. Что ещё за железный ученый? Так недолго и смущение в души школьников заронить.
— Перекрестись, парень. Наваждение нашло на тебя. Чепуху ты городишь, дитя. Никакого железного ученого нет и быть не может.
— Вот тебе нет! — изумляется Ясовей. — Я сам видел. Как же нет! Перед белым домом, на каменном столбе стоит и от крылатого мальчишки балалайку берет. А вы говорите: нет. Есть! Он и про электричество думал, и про облака, и про северное сияние. Спросите Халю, не верите если... Железный такой ученый, Ломоносовым называется...
Батюшка скребет затылок, ища и не находя слов против этой мальчишеской ереси, кою во все уши слушает класс. Матушка царица небесная! Его, законоучителя и златоуста, осрамил какой-то молокосос. И как он узнал про Ломоносова? Дивны дела твои, спаси! В чумах заговорили про Ломоносова. Что и будет? Он смутит всех школяров.
— Молчать! — крикнул отец Пафнутий и выставил Ясовея за дверь.
Учитель получил нахлобучку.
— Кто это вам позволил, Корней Трофимович, принять в школу неведомого бродяжку? Ведь он священное писание порочит, соблазн в детские души вселяет. Нет, как хотите, господин учитель, я не могу допустить кощунства и безбожия. По праву законоучителя я делаю вам строгое замечание. А ежели вы не внемлете моим словам, придется дело иметь с попечителем, а то и с самим владыкой. Так-то, Корней Трофимович. Несмотря на всё моё к вам почтение, буду вынужден так поступить. Вы, надеюсь, разумеете меня?
Корней Трофимович учтиво выслушал разгневанного батюшку, кивнул головой, взял линейку и мел, промолвил:
— С вашего разрешения... И ушел в класс.
После уроков он вызвал к себе Ясовея, расспросил, чем он навлёк гнев законоучителя, долго качал головой, пряча весёлые глаза под синеватыми стеклами очков.
— Иди и больше с батюшкой не спорь.
На этом бы все могло и кончиться. Но слух о школьном происшествии дошел до ушей попечителя — купца Дуркина. Тот взъелся.
