На улицах Архангельска появилась афиша:
«Имею честь известить почтеннейшую публику, что я по примеру прошлых лет показываю в национальном виде кочевых жителей из племени полудикого народа: самоеда, самоедку и их дитя — на реке Северной Двине, против Смольного Буяна, где провожу катание и гоньбу на оленях, привезенных из Мезенского уезда, за самую умеренную плату.
Мезенский второй гильдии купец
Яков Обрядников.»
Около чума, поставленного на льду реки, толпились зеваки, с любопытством рассматривая его обитателей. Вокруг чума была натянута веревка на кольях. И обнесенная этой изгородью тесная площадка покрытого снегом льда казалась странным и удивительным куском неведомого мирка, чудом заброшенного на окраину города.
По приказу Обрядникова семья Хосея должна была при публике, сидя на снегу, есть сырое мясо, пить до одури чай, вырезать костяные безделушки, шить из оленьих шкур одежду, обязательно разговаривать между собой на своем языке. Специально приставленный служитель давал толпе объяснения.
— Обратите внимание, почтеннейшие дамы и господа, на то, как они едят. Они не знают ни хлеба, ни иной пищи, кроме сырого мяса. Пить чай они научились только здесь и, видите, как жадно и много его употребляют... У них нет нашего культурного понятия. В их разговоре вы слышите только самые простые и грубые слова: «дай жрать», «разорви мясо», «поищи насекомых»... Они не знают ни любви, ни радости, ни печали. Для них безразлично, живут ли они у себя в пустынной тундре, или вот в большом городе. Лишь была бы пища да примитивный шалаш-чум...
Со стороны казалось, что это действительно так. Всё, что приказывал хозяин, ненцы делали с таким равнодушием и безразличием ко всему, словно они были не живые существа, а механические куклы. Но по вечерам в чуме у костра они вели долгие разговоры о своей горькой участи, вспоминали родную тундру, где было голодно и холодно, но зато была воля. Ясовей, примостясь на коленях отца, смотрел на беглое пламя костра и просил:
