В аудитории послышался шумок.
— Итак, что же такое диамат?..— начал Маркин.
Говорил он не торопясь, давая возможность записывать. Каждое положение подкреплял цитатами из произведений классиков марксизма-ленинизма.
— Вот память!— слышался восхищенный шепот студентов.— Нам бы такую!
Я тоже восхищался этим человеком и думал: «Действительно, спорить с судьбой, идти наперекор ей могут лишь сильные духом».
Поздно вечером, когда мы укладывались спать, в комнату нашего общежития неожиданно вошел Маркин.
— Братцы, придется вас немного уплотнить, только на одну ночь!— объяснил он.
Студенты принесли койку и постельные принадлежности, Маркин оглядел нас и весело спросил:
— Терем-теремок, кто в тереме живет?
В таком же шутливом тоне представились и мы. И как-то сразу исчез тот невидимый барьер, который в первую минуту разделял преподавателя и нас.
Присев на кровать, Маркин снял тяжелые стальные ноги и забросил на нее свои, пораженные полиомиелитом. Но никто из окружающих не испытывал той жалости, которую вызывают больные. Он достиг такого положения, что окружающие не замечают его физических недостатков. Сумел «спрятать» их. Но как? Мне хотелось расспросить его, получить советы для будущего. Когда общий разговор угас, Маркин обратился ко мне:
— Ну, Валерий, а ты почему молчишь?
— Я слушаю. Но, если можно, позвольте задать вам вопрос.
— Задавай,— разрешил Маркин.
— Как вы стали кандидатом философских наук?
Маркин ответил не сразу:
— Мечтал о дипломатической работе. Собирался поступать в институт международных отношений. А мне говорят откровенно: с такими недостатками в дипломаты не лезь...
— И вы покорились злой судьбе?
— Покориться злой судьбе? Выражение-то какое страшное,— Маркин усмехнулся.— Покориться — значит стать обузой общества, семьи. А этого обо мне не скажешь.
Маркин улыбнулся, как улыбаются сильные, мужественные люди.
— Но мечта твоя не сбылась, скажешь ты,— строго посмотрев на меня, сдвинул он густые брови.— Просто я реально рассудил и выбрал философию. Увлекся ею и теперь считаю, что интереснее философии нет ничего на свете. Слушайте, ребята,— обратился он к моим товарищам по комнате,— вы песни любите, а?
— Кто же песни не любит?— откликнулся Ермилов.
— Давайте споем. Только погасим свет.
И мы запели. Старинные народные песни сменялись революционными. А когда все уснули, я долго не спал и думал: как жаль, что так быстро кончился этот замечательный вечер.
Коротки студенческие ночи. В одну из них не спалось. Едва забрезжил рассвет и у горизонта зажглась первая полоска зари, я встал. Приняв холодный душ, направился в учебный корпус.
