–Помогите! – прошептал он тихо. – Эта простуда, кашель мучает, спать не могу. Умру ведь, город без меня пропадет!
–Ну, да, – я изобразила на лице заученную улыбку и достала с полки бутылку с настойкой. – Вот, три раза в день после еды.
Петушков буквально вырвал из моих рук лекарство и нежно прижал его к худой груди, полез в кошель за золотыми, и тут его взгляд уткнулся в семь ярких звездочек сверкающих у моего пальца. Он вытянул губы трубочкой и сморщил лоб, пытаясь, что-то вспомнить. Я быстро убрала руку с прилавка, но не тут-то было: память к Ивану возвращалась семимильными шагами.
–Ты! – зло прохрипел он и закашлялся. – Ты мне губу разбила!
Явное несоответствие сказанного с действительным немало удивило меня. Я, конечно, могла бы попробовать разбить ему лицо, но я же не допрыгну до его физиономии!
–Сам виноват! – заявила я, вырывая у него бутыль с лекарством.
–Отдай! – Ваня потянул ко мне длинные худые руки, и снова закашлялся. – Недоучка чертова! Я все про тебя знаю!
–Что ты про меня знаешь? – рявкнула я, злясь.
–Тебя из Училища с позором выгнали!
–А ты был троечником!
–Что здесь происходит? – раздался со второго этажа Марфин голос.
–Ничего! – крикнула я в ответ. Не хватало еще, чтобы Лукинична узнала о нашей дуэли и о проведенном в карцере вечере. Ну, держись Иван Питримович Петушков! Я искренне улыбнулась адепту, конфузя того до слез. Достала с полки малюсенькую баночку с самым сильным известным мне слабительным и протянула ему:
–От кашля, бесплатно, в знак примирения.
Ванятка так обрадовался бесплатному лекарству, что сам широко улыбнулся и принял бутылочку.
–Прощаю! – гордо бросил он через плечо, и вышел из лавки.
«Простишь меня, когда ни кашлять, ни икать, ни дышать не сможешь!» – ухмыльнулась я про себя.
Одинокий мальчик
Черный коридор, странные неровные тени от свечей где-то впереди. Холодный ветер и плач, плач ребенка. Волосы прилипали к лицу, я пыталась убрать их дрожащей рукой. Я металась по коридору, ища выход, я шла на крик, это был крик маленького мальчика. «Ты где?» – звала я его, но ребенок не слышал и продолжал плакать, как от боли, как от страха. Я хваталась за холодные скользкие стены, сердце сжималось от тоски и гнева, словно это маленькое плачущее существо было тем единственным, которое я люблю на этом свете. Поднялся ветер, заглушая плач, кто-то приближался сзади, удар в спину...
И я проснулась. Обнаглевший кот, решив, что я занимаю слишком много места на кровати, упираясь спиной о стену, пытался лапами спихнуть меня. Мой Кузя был размером с добрую дворнягу, поэтому с ним не поспоришь. Едва не растянув руку, я попыталась схватить его, за что была сразу же укушена.
