«По вашим указаниям, — сообщал Салтыков, — осмотря здешние судовые работы, объявляют тебе,великому государю, наше сего, — перечислил Федор состояние дел на верфи, а в конце сообщил близкое дляПетра известие — о родном «Мункере» — на вашей, государь, шняве, что вы изволили основать, у которой ныне Иван Немцов делает балку-вегерс и огибает их снаружи. По твоему же, государь, указу послал к тебе чертеж, который ты сам изволил чертить шняву…»
«Добро, — прочитав письмо, похвалил про себя Салтыкова. — Пора и в Воронеж наведаться».
На прощальное застолье военный совет собрался в домике Петра.
Первое слово по старшинству держал генерал-адмирал:
— Нынешняя кампания наша началась у Варяжского моря и закончилась на Балтийском. Так и навсегда прозываться станет оное. — Головин повернулся к Петру: — Твоя, государь, лепта главная. Не обессудь, без лести, ты многие нам тропинки указал, кото
рые к генеральному свершению привели. Отныне не токмо на юге отечеству дороги к морю проложены, но и здесь, в сердце России, кораблям ворота распахнуты.
В новую крепость на Неве доставили первую почту. Разбирая ее в новой, только что отстроенной избе; Петр отложил письмо Апраксина. Когда заглянул Головин, протянул ему листы:
— Прочитай, о чем адмиралтеец ведает, худо у него. Терпилий, наш добрый мастер, Богу душу отдал.
— «…волею Божию плотниками стало зело скудно, — читал вслух Головин, — много больных,а и мертвых не нет. На Устье, государь, дано былодля починки 150 человек и на нынешнее число 32умерло, да 103 человека больных, а на работе 15.А больных плотников у Федосея Скляева 200, у Козен-ца да у Нея с 150 человек… А и сам лежу, тому уже четыре недели не вставал с постели».
— Вот так-то дела на Воронеже, а потребно ему еще матросов и офицеров, да кораблей нехватка.
…По зимнему первопутку царь уехал в Воронеж. В Москве первым делом подписал указ: «Набрать на Москве и в городах из всяких чинов людей в матросскую службу тысячу человек… жалования будет дано тем людям на платье по дварубля, да годоваго 12рублей человеку; да им же во время работы дано же будет хлеб, соль, мясо и рыба».
В Воронеже обнялись по-родственному с Апраксиным. Глаза адмиралтейца повлажнели:
— Скучно мне тепереча здеся, Петр Лексеич, без тебя-то. Женка покинула меня, осиротел я…
Петр вздохнул:
— Тебя-то по Христовому, Божьему повелению, а меня лиходейка вокруг пальца обвела.
Вечером засиделись допоздна, а Петр под конец все-таки спросил:
