– Ну я у него тогда спрашиваю: «У вас назначено?» Он отвечает: «Нет, но Егор будет рад этой встрече». Я ему: «Вы уверены?» Он мне: «Абсолютно». Я ему: «Тогда вам придётся подождать». Он обрадовался так, сел и спрашивает: «Долго?» А я ему: «Не больше месяца. Егор Тимофеевич нынче в командировке за границей». Дядька разозлился и говорит: «Странно, что вы его отчество запомнили, а вот имя с фамилией – нет». И ушёл, просверлив меня насквозь своими глазищами, прям как дрелью.
– И все, больше ничего не спрашивал?
– Нет, не спрашивал, но, уходя, пробормотал что-то вроде: «Предупредила, стерва!» Какая же я стерва, шеф? И никого я не предупреждала. – Она обиженно надула губки.
– Это он не про тебя. Спасибо, я тобой доволен, милашка, поступай так и впредь.
– «Спасибо», шеф, между ног не засунешь, – вздохнула она и быстренько выскочила из кабинета, чтобы пустая банка из-под пива не врезалась в её попку.
– Вот шлюха, – пробормотал Егор и подошёл к окну, закрытому жалюзи.
Ещё не выглянув на улицу, он уже понял, что вся жизнь его вдруг круто переменилась. Все, чем он дышал до сегодняшнего дня, поблекло, потускнело, показалось каким-то мелочным и суетным. Вся эта возня вокруг каждой лишней копейки разом опротивела ему, и то, к чему он до сих пор стремился: куча денег, красивые шмотки и авторитет среди сильных мира сего, то есть воров и бандитов, – все одним махом потеряло свою ценность. Что-то подсказывало ему, что теперь у него появилась другая цель в жизни, возвышенная и благородная, связанная с чем-то таинственным и могущественным, способным повлиять, может быть, на строение всего мироздания. И хотя он понятия не имел, что это все означает, уверенность в этом росла с каждой секундой, с каждым вздохом и ударом его сердца.
Осторожно раздвинув жалюзи, он выглянул в переулок, куда выходили окна его офиса. На стоянке перед входом стояли машины, по тротуару спешили прохожие – все как обычно. Он уже собрался было вздохнуть с облегчением и посмеяться над своими напрасными страхами, как вдруг почувствовал на себе чей-то пронзительный взгляд. Нет, он никого не видел, но его почему-то передёрнуло, и по коже пробежали мурашки. Его словно сверлили дрелью, как и Ольгу. Ещё раз окинув делано равнодушным взглядом улицу и так никого и не увидев, кому мог бы принадлежать этот взгляд, он небрежно убрал руку с жалюзи, медленно подошёл к своему креслу и сел. Ему вдруг стало ясно: Некто знает, что он здесь, Некто ждёт его и хочет с ним поговорить.
