Удивлённо смотрит она на блеск дорогих брильянтов; таких огромных богатств и во сне никогда не видала; сорвала с письма печать, глядит, писано рукой Альберта; дрожа, дочитала письмо до конца и была потрясна: не знает, что делать.
— Альберт прислал мне подарки, — сказала она своей приятельнице. — Пишет, чтоб я в этом экипаже немедленно приехала к нему; не знаю, как мне поступить в этом случае?
— Без сомнения надо немедленно ехать.
— Но не потеряю ли я его уважение из-за такого смелого поступка?
— Он не думал об этом, посылая за тобой коней и приглашая приехать.
— Как он переменился! Раньше, когда он навещал меня, то каждое его слово было проникнуто робостью, а теперь такой надменный!
— Прислал богатые подарки, так уж имеет право быть надменным. Но ведь в высшем свете, если кто извлекает пользу из знакомства с богатым паном, то это не задевает его чести.
— Тогда я еду.
— И чем скорее, тем лучше, ибо, если он потеряет терпение, то его настроение переменится, и он встретит тебя сердитым взглядом.
Мальвина поспешно принялась за свои туалеты, надела своё самое лучшее платье; приятельница причесала ей волосы, постаравшись, чтобы ей всё было к лицу. Надела Мальвина на себя брильянты, присланные Альбертом, и села в коляску. Ехали полчаса и вот уже на месте.
В передней встретил её Альберт, пригласил в гостиную; всё там было обставлено со вкусом, везде изобилие богатств. Удивилась Мальвина такой неожиданной перемене его судьбы. Альберт в её глазах сделался совсем иным. Его осанка и лицо приобрели дивное величие, в его речах она ощутила необычайный разум и остроумие.
На столах тут же появились дорогие фрукты и конфитюры; он просит её выбирать всё, что по вкусу, и по ходу дела рассказывает, как в нём пробудилось желание непременно увидеть её сегодня.
Каждое слово любимого звучало для неё как приговор.
— Вспоминала ли ты обо мне хоть иногда, — спросил Альберт, — с той поры, как мы последний раз виделись с тобою?
— Как же не вспоминать, коли во всех домах каждый день идут разговоры о счастье Альберта?
— И что же говорят?
— Всяк судит по-разному, но ничего наверняка.
— Пусть люди поломают головы; я ж скажу только одно: разбогател, не обижая ближнего.
— Да и я не слыхала, чтоб кто-нибудь был обижен Альбертом.
Сидя вдвоём в комнате, они беседовали, вспоминая всё то, что было между ними прежде. Часы на стене заиграли мелодию, и уже пробило полночь.
— Не хочешь ли, Мальвина, — спросил Альберт, — посмотреть мой домашний театр?
