Он хотел что-то сказать мне, но махнул рукой.
- Ну, бог с вами! - сказал он, встал и начал ходить по комнате из угла в угол, мягко ступая войлочными туфлями. - Не будем спорить. Не будем растравлять мы язвы сердца тайной, как сказал кто-то и где-то.
- Кажется, никто и нигде,
- А и то может быть. Стихи я обыкновенно перевираю... Для утешения не приказать ли самоварчик? Пора ведь.
Он подошел к двери и громко крикнул, как кричат на ротном ученье:
- Чаю!
Я не люблю его за эту манеру обращаться с прислугой. Мы долго молчали. Я сидел, откинувшись на подушки дивана, а ои все ходил и ходил. Казалось, он думал что-то... И наконец, остановившись передо мною, он спросил деловым тоном:
- А если бы у вас была натура, вы бы попробовали еще раз?
- Еще бы! - уныло проговорил я. - Да где ее возьмешь?
Он опять походил немного.
- Видите ли, Андрей Николаевич... Есть тут одна... особа...
- Если важная, то она не станет позировать.
- Нет, не важная, очень неважная. Но... очень, очень большое имею я при этом "но".
- Да какие тут "но", Сергей Васильевич? Если вы не шутите?
- Шучу, шучу, этого нельзя...
- Сергей Васильевич... - сказал я умоляющим тоном.
- Послушайте, что я вам скажу. Знаете, что я ценю в вас? - начал он, остановившись передо мной. - Мы с вами почти ровесники, я старше года на два. Но я изжил и переиспытал столько, сколько вам придется изжить и переиспытать, вероятно, еще в десять лет. Я не чистый человек, злой и... развратный (он резко отчеканил это слово). Есть многие развратнее меня, но я считаю себя виновнее. Я ненавижу себя за то, что не могу быть таким чистым, каким бы я хотел быть... как вы, например.
- О каком разврате и о какой чистоте говорите вы? - спросил я.
- Я называю вещи их собственными именами. Я часто завидую вам, вашему спокойствию и чистой совести; я завидую тому, что у вас есть... Ну, да это все равно! Нельзя и нельзя! - перебил он сам себя злым голосом. - Не будем говорить об этом.
- Если нельзя, то хоть объясните, что или кто у меня есть? - спросил я.
- Ничего... Никого... Да, впрочем, я скажу: сестра ваша, Софья Михайловна. Ведь она сестра не очень близкая по родству?
- Троюродная, - отвечал я.
- Да, троюродная. Она ваша невеста, - сказал он утвердительным голосом.
- Вы почему знаете? - воскликнул я.
- Знаю. Догадывался сначала, а теперь знаю. Узнал от матери, недавно она мне писала, - а она там как-то... Разве в губернском городе не все известно всем? Ведь правда? Невеста?
