Мне хотелось плакать.
Я бы мог себе это позволить. Запросто.
В конце концов, я всего лишь малыш, и вполне естественно, что я заплачу.
Но я не заревел. Конечно, я выглядел младенцем, но внутри-то я оставался двенадцатилетним парнем. Со своей гордостью.
Папа распахнул дверь и придержал ее для нас с мамой.
Мама втолкнула внутрь коляску, в которой я сидел, прикрепленный ремешками, чтобы не выпасть.
Магазин был полон старой мебели.
Круглолицый мужчина, лет сорока, заспешил к нам по проходу. А за ним, в конце прохода в углу, в самом конце магазина я их и увидел. Часы. Те самые часы.
Вопль радости вырвался из меня. Я задергался в коляске, чтобы освободиться. Я был так близок к цели!
— Чем могу служить? — обратился продавец к моим родителям.
— Мы присматриваем обеденный стол, — сказала ему мама.
Мне надо было выбраться из коляски. Мне надо было добраться до часов.
Я дергался все сильнее и сильнее, но это не помогало: ремешки удерживали меня.
— Выпустите меня отсюда! — закричал я.
Мама и папа обернулись ко мне.
— Что он такое говорит? — спросил папа.
— Что-то вроде «вы-ме, вы-ме», — предположил продавец.
Я задергался с еще большей силой и завизжал.
— Он ненавидит свою коляску, — объяснила мама. Она наклонилась и отстегнула ремни. — Я подержу его на руках, тогда он быстро успокоится.
Пока она брала меня на руки, я молчал. Но затем я заверещал с новой силой и стал брыкаться что было мочи.
Папа покраснел.
— Майкл, что с тобой случилось?
— Вниз! Вниз! — вопил я.
— Ну, хорошо, — пробормотала мама, опуская меня на пол. — Теперь, пожалуйста, прекрати плакать.
Я тут же замолк. Я стоял на своих шатких пухленьких ножках. На них далеко не уйдешь, но это все, чем я располагаю, чтобы добраться до часов.
— Присматривайте за ним, — попросил продавец, — здесь много бьющегося.
Мама крепко взяла меня за руку.
— Пойдем, Микки. Давай посмотрим на столы.
Она хотела подвести меня к тому углу, где стояло несколько деревянных столов. Я вертелся и извивался в надежде освободиться. Хватка у нее была железная.
— Ш-ш-ш, Микки, — сказала она.
Я смирился, и она дотащила меня до столов. Я посмотрел на часы. Был почти полдень.
В полдень кукушка должна выскочить. Это был мой последний шанс схватить и повернуть ей голову обратно.
Я повис у мамы на руке. Она только крепче меня сжала.
— Дорогая, как тебе вот этот? — обратился к ней папа, проводя рукой по поверхности стола темного дерева.
— Думаю, он слишком темный по сравнению с нашими стульями, Герман, — ответила мама. Ее внимание привлек другой стол. Пока она продвигалась к нему, я пытался выскользнуть из ее рук, но тщетно.
